Человек из Назарета

– Конечно же, повинен смерти! – произнес Зера и, сделав паузу, продолжил: – Но подобного рода приговоры не входят в нашу компетенцию. Единственное, на что мы способны в этих условиях, если это удовлетворит ваше преосвященство, так это на вынесение нашего суждения относительно святотатства. Наша компетенция – расследование, но не суд. Как следственная инстанция, мы установили, что преступник виновен в святотатстве. Святотатство же, если перевести это в терминологию светского суда, есть государственная измена. Есть ли возражения?

Он посмотрел на собравшихся. Возражений, естественно, не было.

Но тут заговорил Иисус:

– При всем моем уважении к высокому суду, должен заявить, что такого рода выводы не входят в вашу компетенцию. В древнем Израиле, где светские законы и законы веры существовали неразделенно, любое противозаконное деяние было одновременно и преступлением против Всевышнего. А преступление против Всевышнего, как следовало из закона, данного Моисеем, должно караться смертью. Сегодня же светские и религиозные законы разделены, и светские власти ограничены в своей компетенции исключительно светской сферой. Они расследуют и преследуют преступления, совершаемые только против государства и человека, но не против веры. Вы имеете право отторгнуть меня от сообщества верующих, подвергнуть изгнанию, но не можете конвертировать преступление против веры в преступление против государства.

Он помолчал и продолжил:

– Я говорю это исключительно ради того, чтобы вы знали, о чем идет речь. Понятно, кроме тех махинаций, к которым вы прибегаете, у вас нет ничего, но, поскольку сила на вашей стороне, то и сопротивляться бесполезно. Но тем среди вас, кто не понимает, что происходит, я считаю нужным процедурные вопросы все-таки объяснить.

– Мне кажется, суд демонстрирует излишнюю снисходительность к заключенному, – сказал Зера. – И все-таки вновь обращаюсь к нему: что еще он может сказать относительно нашего приговора?

– Как вы и предполагаете, я скажу вещь совершенно ужасную, – ответил Иисус. – Совсем скоро увидите вы, как разверзнутся небеса и ангелы Господа нашего снизойдут к воскресшему Сыну Человеческому, который вознесется и станет судить – но законом Божьим, а не человеческим!

– Правила суда, – произнес Каиафа, вставая, – состоят в том, чтобы мы передали твое дело прокуратору Иудеи, представителю Римской империи, в чьей компетенции состоит дело вынесения окончательного приговора и исполнения наказания. Отец Хаггай! Соблаговолите вызвать храмовую охрану!

Хаггай кивнул и поднялся. Проходя мимо Иисуса, он бросил:

– Дерзость! Никогда не имели дело с такой оскорбительной дерзостью.

И он поднял руку, чтобы ударить Иисуса. Тот же перехватил занесенную руку и потянул ее вниз – так же легко, как если бы это была рука маленькой девочки. И произнес, обратившись к суду, который уже перестал быть судом, ибо члены Синедриона повставали со своих мест и намеревались покинуть комнату, причем многие надеялись, что вернутся в постель и продолжат разбираться с утренними снами:

– При всем моем уважении к высокому собранию, не могу не сказать, что ту процедуру, которую вы прописали, исполнить будет не так легко, как вы думаете. Аргументация проста: человек, утверждающий, что он является Мессией, утверждает, таким образом, что он – царь Израиля. Но царь Израиля, который происходит из народа Израиля, автоматически противопоставляет себя власти кесаря. Мессия – Христос – Басилевс – Царь. Такова ваша логика. Но я никогда не претендовал на земное царство. Я говорил лишь о Царстве Небесном, которое не является ни царством Израиля, ни царством кесаря. Я не скажу более ничего, но прошу вас запомнить мои слова.

Все это время Хаггай безуспешно пытался освободиться от железной хватки Иисуса, который, казалось, и забыл об извивающемся у его ног священнике. Наконец Иисус отпустил Хаггая и словно погрузился в лицезрение тех картин, которые возникли перед его внутренним взором. Зера, углубившись в чтение какого-то свитка, тоже выглядел безучастным к происходящему. Все ждали стражу, которую наконец привел Хаггай, – четверых воинов с обнаженными мечами.

– Теперь ты узнаешь, как обходится Понтий Пилат с теми, кто пытается дерзить, – прошипел Хаггай, держась, однако, в стороне.