Неожиданно для самого себя Петр изобразил правой рукой нечто, похожее на жест благословения: рука идет сверху вниз, затем слева направо – фигура, состоящая из четырех точек, рожденных тремя движениями. Тайна, нечто непостижимое. Святое!
– Да пребудут с вами Господь и его благословенный Сын! И душа, которая принадлежит им обоим!
Удалившись от Иерусалима на шестьдесят фурлонгов (или на три раза по двадцать, как многие стали теперь говорить), радуясь тому, что они вновь, как и в древние времена, могут считать, пользуясь двадцатками как единицей меры, Фома, хромая и опираясь на палку, срезанную с оливы, сказал Матфею, который шел, весь красный от напряжения (давал о себе знать жирок, который бывший мытарь так и не успел спустить):
– Не думаю, чтобы кто-то стал нас преследовать. Думаю, мы в безопасности.
– Уверен?
– Я не говорил
Они протащились еще шагов двадцать. Птицы пели те же песни, что и во времена творения, когда мир еще не знал ни грехопадения, ни пророков, ни искупления. Удаленное от нашего мира на дистанцию многих и многих фурлонгов, солнце, этот гигантский огненный шар, все так же послушно, невзирая на свою свирепую натуру, летало по кругу вокруг Земли.
– Вера – замечательное слово, скажу я тебе, и у меня веры не меньше, чем у тебя. Но Господь дал нам глаза и уши. И пальцы. Скажи мне: вон, луна висит на небе! И, думаешь, я тебе поверю?
– И ты веришь в то, что никто за нами не идет?
– Ну, можно сказать и так.
– Надеюсь, – произнес голос, – вы позволите мне пойти с вами? Мы идем одной дорогой.
– Это невозможно, – ответил Фома, в страхе обернувшись. – Откуда ты здесь взялся? Изыди, Сатана, или как там тебя?
Лицо подошедшего, из-за глубокого капюшона, находилось в тени, ноги его были обуты в кожу, а руки спрятаны в длинных рукавах плаща.
– Ты из Иерусалима? – спросил Матфей.
– Да, из Иерусалима. Мы можем поговорить? Вы что-то обсуждали, когда я к вам присоединился. О чем шла речь?
– Присоединился? – недоверчиво спросил Фома. – Но откуда ты появился? А, понял! Ты прятался вон там, за тем деревом!
Незнакомец дружелюбно усмехнулся.
– Если ты идешь из Иерусалима, то готов обсуждать лишь одну вещь, – сказал Матфей.
– Осторожнее, Мат! – предупреждающим тоном произнес Фома.
– И что это за вещь? – спросил незнакомец.
– Иисуса из Назарета, его историю и его…
– Мат! Ради Христа! Будь осторожен! – выпалил Фома и понял, что готов откусить себе язык.
–
– Христос? – переспросил Матфей. – Это Иисус из Назарета.
– Вот как? И кто же он? Что делал, где был?
– Где ты сам был все эти годы? – проворчал Фома, забывший об осторожности. – Тут человек ниспослан самим Господом… Это они говорят, не я…
Осторожность вернулась к Фоме.
– Он был убит, потом похоронен, – продолжал Матфей, – а на третий день, как он сам сказал, должен был воскреснуть. Это и случилось, как некоторые говорят, хотя наверняка сказать никто не может.
– Ниспослан Господом, – повторил слова Матфея незнакомец. – Но если он ниспослан Господом, почему же никто не может сказать наверняка? Если он сказал, что может воскреснуть вновь, то, значит, он воскрес. Мне кажется, вы – глупые люди, несведущие в Священном Писании.
– Послушай! – возмутился Фома и кулаки его сжались. – Мы, может быть, и не ученые книжники, но мы и не дураки. И никто не имеет права нас так называть, тем более ты. Ты же даже боишься свое лицо открыть! Это не мы глупцы, а ты. Ты же не знаешь самих основ греческой логики, если не понимаешь, что
– Мы знаем Писание, – кивнул Матфей, – и мы верим в Писание.
– Верите в то, что пророчество осуществится – пророчество, относящееся к явлению Сына Господня?
– Конечно, верим.
– И верите, что пророчество
– Послушай! – сказал Фома и остановился перед незнакомцем, заставив и того остановиться. – Кем бы ты ни был, я скажу тебе очень простую вещь. Я поверю, когда увижу его стоящим передо мной на дороге. Видеть, и только потом верить – таково мое правило. И когда потрогаю его раны своими пятью пальцами, тем более что мои пять пальцев – всегда со мной.
– Если ты хочешь, Фома, ты можешь потрогать их и десятью пальцами, – сказал незнакомец. – Но для этого тебе придется бросить свою палку.
– Но откуда тебе известно мое имя? Кто тебе сказал?
И тут Фома все увидел и опустился на колени.
– Встань, Фома! Встань, Матфей! Благословенны те, кто верит, не
Глава 8