Человек из Назарета

– Се опресноки, испеченные в спешке, подобные тем, что отцы наши ели в ночь накануне Исхода из Египта. Се травы горькие, коими надлежит сдобрить нам мясо агнца. А се – жареная плоть агнца, чья кровь окрасила косяки и перекладины дверей наших предков, дабы Ангел Смерти, проходя по улицам, не тронул и волоса на голове их первородных. Да напомнят нам о горечи ссылки на чужбине и опресноки, и горечь трав, и мясо агнца, запеченное на углях…

Иоанн и Иисус, оба рослые и сильные, бродили по освещенным пасхальными лампами улицам праздничного Иерусалима, нисколько не страшась ни подвыпивших горожан, ни сирийских солдат, которые, смеясь, показывали на них пальцами: яхуди, яхуди [6]…

– Что ты делаешь?

– Работаю в мастерской. Пилю, строгаю. Книги читаю.

– Я читаю все время. Собираюсь стать священником, как мой отец.

– Ты веришь в отцов?

– Что значит «верить в отцов»?

– В то, что наши отцы – это наши отцы. У нас один отец, и он – источник всей жизни. А те, кого мы называем отцами, есть лишь его орудия. Из чего проистекает жизненная сила семени? Не от людей, а единственно от Создателя.

– Ты говоришь странные вещи.

– Боюсь, что это так.

– Почему «боюсь»?

– Боюсь, мои речи станут еще более странными. Но не сейчас.

– Ты веришь этим историям – ну, тем, что рассказывают о тебе и обо мне?

– Куда бы мы ни пришли, двигаться мы должны не торопясь.

– А вы уже и пришли! – раздался девичий голос, и из темноты дверного проема в доме, мимо которого они проходили, показалась фигура.

– Я говорил слишком громко.

– Нас двое, а комната одна, – произнесла девушка. – Не будете возражать?

Большеглазая, в свободно облегающей ее тело одежде, пахнущая сандаловым деревом, она вопросительно смотрела на Иисуса.

– Мы просим простить нас, – галантно произнес Иисус, – как бы ни тронуло нас ваше любезное приглашение, сколь бы ни были очаровательны вы в своей юности и красоте, но мы спешим на давно намеченную встречу и, к сожалению, уже опаздываем.

– Как мило! – с восхищением в голосе произнесла девушка. – Какие приятные слова ты говоришь. Ну что ж, дорогой, иди, хотя нам и страшно жаль.

И, похлопав Иисуса чуть ниже спины, она чмокнула и слегка присвистнула, как это делают, когда общаются с лошадьми. Иисус ласково улыбнулся.

– Тебе следовало бы дать ей отповедь, отчитать ее, – сказал Иоанн, как только они отошли от веселого дома. – Она ведь живет в грехе. Отвратительная профессия!

– Ты мог бы и сам отчитать ее, если считаешь, что это необходимо.

– Я выказал ей свое отношение взглядом и выражением лица. К сожалению, она отвлеклась на твои галантные речи.

– Да, конечно, она живет в грехе, – задумчиво произнес Иисус. – Торгует телом, которое есть Храм Господень, и заставляет мужчин использовать семя свое для удовольствия, а не для того, чтобы рос и множился народ Израиля. По сути, она зарабатывает тем, что поощряет нас к совершению греха, за который понес наказание Онан из Пятикнижья. Да, страшный грех!

– И тем не менее ты улыбаешься.

– Мне понравилась эта девушка. В ней нет той искусственности, той напыщенности и высокомерия, которых так много в так называемых «уважаемых» людях. Вот где настоящий грех! Фарисеи и саддукеи, которые только себя считают святыми праведниками, мне глубоко противны. Грешник, по-моему, гораздо более интересен, чем праведник.

– Совсем уж странные речи!

– Если нас с тобой в будущем ждет большая серьезная работа, то мы должны делать ее именно среди грешников. А потому нужно уже сейчас научиться испытывать к ним симпатию.

– Испытывать симпатию к грешнику значит испытывать симпатию к греху, – хмуро произнес Иоанн.

– Вовсе нет! – возразил Иисус. – Разве, когда мы ухаживаем за больным и лелеем его, мы лелеем его болезнь? Кстати, почему я говорю о симпатии? Любовь – вот правильное слово.

Идя днем мимо холма, на котором в Иерусалиме обычно происходили казни и который напоминал собой лысый человеческий череп, Иоанн с Иисусом увидели то, о чем не пожелали бы даже услышать, а именно – сцену бичевания двух преступников, которых чуть позже должны были распять. Преступники вопили от боли. Как объяснил глазевший на это зрелище, стоя в толпе, толстый купец, явно удовлетворенный тем, что правосудие должно совершиться, а закон – восторжествовать, казни подлежали воры.

Дрожа от ярости, Иисус сказал Иоанну:

– Да, в законе Моисея сказано: «не укради»! Но я готов стать жертвой вора и даже благословить его, лишь бы его не приговаривали к жестокой смерти на кресте. Не укради! А почему? Чтобы избежать распятия. Посмотри на всю эту толпу! Посмотри, сколько самодовольства и самоуважения на этих толстых физиономиях.

Громкие слова Иисуса стали привлекать внимание. На него стали поглядывать с любопытством – надо же, совсем еще юнец, а голос – как у мужчины!

– Идем отсюда! – сказал Иоанн.

Иисус, которого по-прежнему сотрясала ярость, не стал сопротивляться.

Когда Песах закончился и паломникам пришло время покидать Иерусалим, Иосиф и Мария долго не могли дождаться сына.