Человек из Оркестра

— Это что за дрянь на моей машине? — она надела перчатки и резко сдернула тюфяк с крыши.

Он плюхнулся на свежий сугроб.

— Ну, что за народ, бросают что ни попадя в окна, — она плюнула в сторону всего тюфяка. И тут же, сев в авто, уехала. Только зазвенели битые сосульки под колесами.

Галина долго еще стояла и смотрела вслед уехавшей машины.

Она не думала, что эта тетка не поняла ее доброго порыва укрыть ее машину. Спасти.

И еще казалось, что будь владелец — мужчина, он бы понял все правильно. Но с этой теткой чудо понимания не случилось.

Галина ушла домой, даже не забрав свой тюфяк, который так ловко исполнил работу спасательного жилета. Ей показалось, что тетка своим плевком осквернила его и привела в полную бытовую негодность.

Она потом видела из окна, что какой-то человечек сгреб этот тюфяк, сложил аккуратно и, оглянувшись по сторонам, утащил его куда-то.

И двор стал опять просторным и снежным.

И не осталось на нем никаких следов осколков неслучившегося понимания.

Разве что сверкали на солнце разбитые сосульки. Они легко отражали солнце.

Маленькая тетрадь,

15 февраля 2021

Тема

«От людей одна боль. Сторонись», — говорила ей всегда мама. Говорила так часто и так настоятельно, что как бы, невольно, подковала ее подковами осторожности и недоверия. И так прочно, что когда Марта выросла и превратилась в высокую строгую девицу, по одному взгляду на нее можно было понять — обойди стороной. И ее обходили.

Она не замечала этого своего странного одиночества. Ей было уютно и спокойно. От одиночества всегда много свободного времени, и это напрягало. Но она с этим легко справилась. Нет, она не сидела в интернете, там было много громких людей. Она и читать не любила. Книги ей казались пустым надуманным миром. Придуманным такими же, как она, людьми, имеющими много свободных, пустых, незаполненных никакими смыслами часов. И там были люди и боль. Тургеневский рассказ «Му-му» надолго запомнился ей, и Марта остыла к чтению. Надолго.

Теперь, сидя у себя на кухне и хлебая жидкий чай из веселой чашки, она придумывала для себя возможное занятие на вечер. Бесшумно работал телевизор.

И вдруг Марта заметила, что её единственная картина висит косо. И сильно косо, так что милый старый скрипач на ней наклонился, будто делая ей, Марте, поклон.

Марта озадачилась. Подошла, поправила картину. Но она опять скользнула в удобную для нее сторону.

Марта вспомнила, как почему-то купила эту картину прямо на улице, у веселого, совсем еще юного паренька. Марте понравилась необыкновенная жизнерадостность, которая исходила от скрипача на картине. Ей даже показалось на миг, что она слышит незатейливый скрипичный звук и легкое притоптывание, отбивка такта. Скрипач был при длинной седой бороде и волосах, охраняемый помятой фетровой шляпой.

— Как его зовут? — спросила она у художника.

— Скрипач, — просто ответил юноша.

Она принесла тогда картину в дом и повесила ее на кухне, поскольку большую часть времени она проводила здесь. Картина висела так давно, что Марта о ней и забыла, а сегодня вот напомнила о себе своим странным перекосом.

Марта опять попыталась выровнять картину. Она висела на примитивном строительном гвозде и легко принимала нужный правильный ракурс.

Но сейчас опять, после усилий Марты — съехала, и скрипач опять, живо и легко — поклонился Марте.

Марта привыкла справляться по хозяйственным и бытовым делам самостоятельно, и поэтому она осторожно сняла картину с гвоздика и стала обдумывать, чем бы ее закрепить, и в чем причина ее неожиданной расхлябанности. Повертев картину и внимательно осмотрев ее изнанку, Марта не обнаружила никаких изъянов и попыталась повесить картину на место.

Нет! Опять был крен, будто скрипач ей кланялся и просил о чем-то в этом своем поклоне.

Марта решила оставить все как есть, не стала больше выравнивать картину, и вдруг будто что-то вспомнив, накинула плащ и вышла на улицу.

Там уже бушевала осень, озвучивала опавшие листья красивым шелестом.

Марта быстро дошла до места, где художники выставляли предметы своего творчества. Здесь и соборы, и балерины, и собаки, и кошки, и каналы. И все-все, что может запечатлеть творец своим зорким глазом.

Марта неторопливо обходила стенды и вдруг увидела своего скрипача. На стенде стояла её картина, точь-в-точь. И продавал её тот же мастер, только теперь он уже имел бородку и был в стильной кепке, и красивых очках.

Она подошла поближе к картине и, долго и молча, смотрела на нее.

Нет, это была не её картина, и скрипач на ней, хоть и имел сходство с её Моисеем, но это была молчаливая какая-то, тихая картина. И при всем сходстве с той, что висела у нее на кухне, здесь скрипач не звучал.

— Интересуетесь? — живо спросил художник.