Человек из племени Ад. Экзотическая сага

Взобравшись на невысокий пригорок, Сарнияр гордым взглядом окинул своё войско. За стройными колоннами пехотинцев, в которых трудно было узнать вчерашних феллахов, возвышались внушительные ряды кавалерии. Полк турецких янычаров особенно выделялся своей парадной амуницией. В потоках солнечного света ярко сверкали их начищенные до зеркального блеска латы, плюмажи из белоснежных перьев колыхались на серебряных остроконечных шлемах. Нуреддин-ага, сидевший верхом на арабской кобыле в золотой сбруе, франтовато подкручивал роскошные чёрные усы, предмет тайной зависти его подчинённых. Ни у кого в его полку не было таких пышных усов.

– Нуреддин больше смахивает на вельможу, чем на старшину янычаров, воспитанных в духе строжайшей военной дисциплины, – заметил Сарнияр подъехавшему вслед за ним Рахиму. – Посмотри, как он весь блистает и переливается, затмевая свет дня. Если бы янычарам за выслугу лет вручали не золотые, а железные обручи, он позолотил бы их сам.

– И что из того? – флегматично ответил Рахим. – Пусть себе тешится, златолюбие не порок.

– Не порок? – эхом откликнулся Сарнияр. – А как же история с моим дядей? Не кажется ли тебе, что Нуреддин-ага повёл себя, как человек, способный ради наживы изменить своему долгу? Пусть это звучит нелепо из уст переманившего его в свой лагерь, но с другой стороны, если вспомнить, что он сам явился ко мне и предложил свои услуги…

– Думаю, что ваши опасения беспочвенны, поскольку никто вашего дядю не предавал. Срок службы янычаров истёк, они не были обязаны хранить верность царю, задолжавшему им кучу денег. Но всё же, если вас одолевают сомнения, присмотритесь пристальнее к этому янычару. Я говорю о старшине, потому что его подчинённым, похоже, всё равно, кому служить, лишь бы им хорошо и, главное, своевременно платили.

– Значит, я могу на них положиться, пока не иссякнут золотые запасы Голконды? Пока я связан с этой кормушкой своим брачным контрактом?

– Что с вами, ваше высочество? – встревожился Рахим. – Сегодня такой знаменательный день: мы отбываем за первыми лаврами, а ваше настроение совсем не соответствует этому торжественному моменту.

Сарнияр медленно провёл рукой по лицу.

– Сам не знаю, – признался он. – Видимо, пришла пора расстаться со своими юношескими идеалами. Я слишком долго верил в людей и их благородные чувства, не желая признавать, что миром правит лишь золото.

– И кто же поколебал вашу веру в людей? – поинтересовался Рахим.

Сарнияр посмотрел на него так пристально, что амирбар невольно смутился.

– Человек, внушавший мне высокие чувства и твёрдые принципы, – ответил он, – заменивший мне отца в годы отрочества и светлой юности.

– Нет, не может быть, – усомнился Рахим, – мой отец неспособен причинить вам зло. Он слишком любит вас для этого. Кстати, вот и он, лёгок на помине.

Сарнияр проследил глазами за его указующим перстом и увидел Хусейна среди собравшихся на заставе горожан.

– Зачем он здесь? – проворчал царевич.

– Наверное, приехал попрощаться с вами, – предположил Рахим, – дать вам несколько добрых напутствий.

– Я не нуждаюсь в его напутствиях, – скорчил кислую гримасу Сарнияр, – но всё-таки позови его, друг мой. У меня найдётся, что сказать своему доброму наставнику.

Рахим послушно спустился с пригорка и через пять минут вернулся в сопровождении Хусейна.

– Оставь нас ненадолго, Рахим, – приказал ему Сарнияр.

– Хорошо, – согласился амирбар, – я ухожу, но с просьбой к вам обоим: помиритесь перед долгой разлукой, не гневите Аллаха.

Оставшись на импровизированном пьедестале вдвоём, учитель и ученик какое-то время хранили напряжённое молчание. Сарнияр первым нарушил затянувшуюся паузу.

– Что ж, не будем огорчать того, кто дорог нам обоим. Он просит нас помириться, и мы притворимся, что исполнили его просьбу.

– Но почему бы нам и в самом деле не помириться? – с надеждой вопросил Хусейн.

– Вы и сами знаете, что это невозможно, – ответил Сарнияр.

– Но почему, дитя моё?

– Не делайте вид, Ходжа, – разозлился Сарнияр, – как будто ничего не произошло. Очевидно, ваш сообщник предупредил вас о том, что ваш план провалился, потому вы и поспешили сюда в надежде на примирение.

– Нет, клянусь Аллахом, – начал отпираться Хусейн, – я хотел только проводить вас. Понятия не имею, о каком плане и каком сообщнике вы говорите.

Сарнияр поднял руку, приказывая ему замолчать, и продолжил:

– Вы даже не подозревали, каких успехов я достиг, выхаживая лошадок в своём поместье. Но я растил их для серьёзного дела, и мне поневоле пришлось стать лошадиным знахарем. А все божьи твари созданы по одному подобию, как справедливо подметил Хаджи-хаким. Вот только вы привыкли считать меня невеждой из-за моего пренебрежения к наукам и, уходя от меня вчера вечером, когда Гюльфем потеряла сознание, не сомневались в том, что я не сумею привести её в чувства. А я, правда, не сумел и был вынужден призвать на помощь Хаджи-хакима, на что вы и рассчитывали.