Человек на войне (сборник)

– Кушайте, кушайте крапивку. Там и витамины, и много чего полезного, – зачерпнул берестяным ковшиком из бочонка. В нем намешаны и ячмень, и семена разных трав: лебеды, конского щавеля, мышиного горошка и еще каких-то, названий которых Микко не знал. Проговорил огорченно: – Нечем особенно кормить. Зерна мало, вот и приходится добавлять всякую всячину. А курица не коза, ей не сено, ей зерно требуется. И свету им надо больше, хотя бы часов двенадцать в сутки. Зерна побольше да день длинный, тогда б и неслись хорошо. Лампой керосиновой светить?.. Керосин недешевый. Это ж золотые яйца будут. А на траве да без подсветки яйцо редко, очень редко, просто случай, когда два яйца за день от пяти кур. А в иной день и вовсе без яйца. – Но сказал дед не ропща, а в разъяснение ситуации, в обучение. И утешил себя и мальчика: – Вот лета дождемся – тогда не забудь, приходи, отъедимся. Хрюньку заколем и, как богатеи, каждый день яичницу на сале есть будем. А одного петуха забивать придется, если не купит никто. Хотел к Рождеству забить, да рука не поднялась. Жалко, хорошие петухи, а кормить нечем. И не нужно их столько на пятерых кур.

– А зачем ты второго покупал?

– Не покупал я его, Миша. Петя у нас, ты его помнишь, с самого начала, с курами взят. А Петрушу мне потом, за работу дали. Нечем хозяину было расплатиться, отдал петуха. Не по работе, конечно, плата, но не станешь же человека за горло брать. Что мог дать, то и дал, – ни имени прежнего хозяина Петруши, ни работы, для него сделанной, дед не назвал, не захотел, видимо, пускать нелестную славу о человеке.

Из хлева пошли в столярку и весь день перебирали материал, откладывали бруски и толстые доски, которые можно распустить на бруски. Дед Эйнор получил заказ на четыре двойные рамы с обсадкой.

Дед отчерчивал плоским карандашом длину, вместе двуручной пилой отпиливали нужный размер. Потом дед продольной лучковкой распускал доски на бруски, а Микко сортировал, раскладывал бруски по длине и толщине, обрезки, которые могут пойти в дело, в сторонку. А которые уже ни на что не годятся, те в корзину и на кухню бабе Хеле, печку растапливать.

Наутро Микко, едва проснувшись и еще не выбираясь из постели, попросил:

– Деда Ваня, а давай и сегодня послушаем, как петухи поют.

– Так слушай, кто тебе не дает.

– Они просто так поют, когда им вздумается. А чтобы по просьбе пели и по очереди.

– Попроси, – разрешил дед.

– А они послушаются?

– Хорошенько попроси.

Микко быстро выбрался из постели, накинул пальто, сунул босые ноги в валенки и бегом в курятник.

– Двери только плотно прикрой, хлев не выстуживай.

– А завтракать… Шапку-то, шапку надень, – это уже баба Хеля.

Минут через десять Микко вернулся.

– Не слушаются они меня, даже не подходят.

– Это потому, что ты петушиного слова не знаешь, – разъяснил дед.

– А какое это слово? Скажи.

– Какое там петушиное слово! Дед их семечками балует, вот и все петушиное слово. Все подсолнухи скормил, самим пощелкать ничего не оставил.

– Они ж мелкие, – примиряющим тоном объяснил дед.

– И крупные попадаются, я бы выбрала.

– Так выбирай, кто же тебе не дает?

– Из чего выбирать? Ты уже все петухам скормил!

– Ладно, не ворчи. Я тебе на лето пол-огорода подсолнухами засажу.

– Еще чего! Пол-огорода под подсолнухи, чтобы петухов кормить! А сами зимой есть что будем? Или картошку, капусту, лук, свеклу, морковку на выгоне сажать собираешься?

– Эк на вас, женщин, угодить трудно. И так не так, и этак не ладно. На все место найдем, не ворчи только.

– Деда Ваня, а пойдем, ты попросишь петухов попеть.

– Некогда, Миша, надо делом заниматься. Завтракай быстрее и приходи столярничать. Брусков для рам мы вчера напилили, сегодня строгать начнем. А петухов послушаем, когда работу закончим.

Дед Эйнор дал Микко шершепку-шерхебель и поручил в черновую строгать бруски, наказав миллиметра два-три до размера не добирать и в конце бруска давление на инструмент уменьшать, чтобы край бруска не заваливать, не состругивать в клин. А сам фуганком доводил до чистовой поверхности.

– Ты не части, не части, – попридержал он прыть мальчика. – От того, что шустрее инструментом шерудишь, быстрее работа не сделается. Разве что быстрее устанешь.

– Почему не сделается?

– Хм. Почему? Вот слушай почему. Было мне в ту пору лет около семнадцати, на стройке уже поработал, кирпичный завод на Выборгской стороне строили. Поставили меня в подручные к столяру, звали его, как и меня, Иван Иванович, а по фамилии Рак. И как сейчас помню, вроде нас с тобой сейчас, рамы вязать. Он мне и говорит:

– Для начала помогай, что скажу, да присматривайся пока, а потом сам будешь пробовать.

Эка невидаль, думаю. Отпилит он брусок, а мне думается – я бы быстрее отпилил. Фуганит их, не торопясь да с перекурами, ядреный самосад он курил, к слову сказать, ему с родины родственники привозили. А вижу, пока он три бруска отфуганил, я бы четыре успел. И так во всем. Ну и мастер, думаю. А когда связал он первую раму, тут у меня совсем другие мысли объявились: мне б за это время раму ни за что не связать, мне бы вдвое, а то и втрое времени больше понадобилось.