Человек на войне (сборник)

А почему? В чем отличие мастера своего дела от иного человека? За счет чего он скорости достигает? Не знаешь?

Микко отрицательно помотал головой.

– Тогда вникай и разумей – мастер своего дела ненужной работы и лишних движений не делает. И всю работу обдумает и решит заранее, а не гадает, как получится. Если по-вашему, по-школьному, говорить, то мастер сначала найдет, как решить задачку, и потом решает ее, а новичок – под ответ подгоняет. Вот и ты на всяком месте так работай. Все обдумавши, без суеты, степенно, но и время впустую не трать. Как говорится, лучше день обдумывать, чем неделю неправильно делать. Уразумел?

– Уразумел.

Только разогрелись, и потекла работа, пришла баба Хеля.

– Сайка всю стайку развоевала.

Отложили инструмент, пошли смотреть.

Козу Сайку дед Эйнор и баба Хеля купили в предзимье сорок первого, чтобы сейчас внучке, а потом и другим деткам, которые у Галины с Федором родятся, было полезное домашнее козье молоко. Веровали они: всему есть конец, и война не вечна. Свидятся когда-нибудь с доченькой и ненаглядной внученькой, кровинушкой Светочкой.

Все лето присматривались к козам, которых хозяева намеревались продать. И выбрали Сайку, из соседней деревни. Пригласили соседку Марию Мюхинен помочь в покупке, так как сами коз никогда не держали.

Когда вели козу в Хаапасаари, Мария собирала снежок со следами Сайки и бросала ей в спину, видимо, чтоб неповадна была ей обратная дорога к прежним хозяевам. В хлев ввели по овчине, раскинутой у входа мехом вверх. Зачем – Мария толком не объяснила, но утверждала, что так исстари ведется. А в хлеву она подсказывала бабе Хеле, а баба Хеля шептала козе на ухо:

Здесь твой дом, здесь твой хлев,
Здесь твой хозяин, здесь твоя хозяйка.
Бывший хозяин умер, бывшая хозяйка умерла,
Дом сгорел, и хлев сгорел,
И золу с пожара ветер унес…

Коза доилась хорошо, летом да по хорошей траве по пяти литров молока в день давала. И молоко жирное и вкусное. Но с норовом была, ой с норовом. Не по вкусу пойло, так подденет ведро, что оно по всей стайке летает да гремит. Чтоб с пола упавший клок сена когда подняла – ниже ее достоинства, лучше полдня голодная проблеет, свежего требуя, но с пола есть не станет. А летом и того хуже, повадилась к мужикам за куревом ходить. Пригонит пастух стадо, а она круть-верть и побежит туда, где мужики вечерком по обычаю на бревнах сидят, и толкется возле них, окурки подбирает и жует. Баба Хеля, алая от стыда, идет вызволять Сайку из этого позорища, а мужики смеются: курить научилась, мы ее еще виина[21] пить научим, а потом и замуж выдадим. Вон, за Ийвари Лехтинена. С женщинами ему не везет, не уживается, может быть, с козой поладит.

– Бесстыдники вы, бесстыдники! – только и находилось слов у бабы Хели.

Сердилась на подначивающих ее мужиков, на блудливую козу. Набрасывала быстренько веревочную петлю на рога Сайке и вела домой. А та хоть шла, но копытами упиралась, оглядывалась, не бросит ли кто окурок.

– Под хвост бы тебе этот окурок засунули, быстро б сюда ходить разлюбила, – желала ей баба Хеля, смахивая пот со лба.

Увидев вошедших деда и Микко, Сайка сердито топнула передним копытом. Ведро из-под пойла лежало в углу, две перекладины в яслях были выбиты, сено из яслей разметано по полу.

– Что случилось, Саечка? – спросил дед участливо, почесав ее пальцем меж рогов.

– Ме-е-э-э! – жалобно протянула коза.

– Обидели тебя?

– Ме-э-э-э! – еще жалобнее меканье.

– А сама? Наверно, сама плохо себя вела?

Коза недовольно фыркнула, мотнула головой и опять топнула копытом.

– Вишь ты… Ну, ты у нас виноватой никогда не бываешь.

Дед отремонтировал ясли, собрал сено с пола и отложил в сторонку, положил в ясли свежего. Опять почесал Сайке меж рогов – та наклонила голову, выставила рога и даже телом вперед подалась, стояла, слушала, как ублажает ее дед.

– Ну, хватит, – дед Эйнор взял ведро. – Тебе тут хоть целый день стой да чеши, ты только рада будешь.

– Мать, что случилось? – спросил дед, возвратясь в дом. – Коза на тебя обиженная.

– Ничего такого я ей не сделала… Разве что… ведром… Принесла пойло, напоила. Собралась уходить, а она опять в ведро лезет, всю голову в ведро засунула, к полу мордой давит, из рук вырывает. Ну, я, чтоб отстала, несильно так, легонечко, только для звона ткнула ей ведром по рогам. Ведро-то пустое и несильно стукнула, только приложила к рогам… Не было ей больно.

– А она обиделась. Иди теперь, мирись.

– Ох, Господи! До чего скотина привередливая.

Баба Хеля надела ватник, слегка присолила два ломтика хлеба и отправилась творить мировую с козой.

– А помирятся? – с сомнением глянул Микко на деда Эйнора.

– Куда она денется, – дед отнесся к этому, как к делу уже свершившемуся. – Она, небось, склоку-то затеяла, чтоб ей хлебца подсоленного принесли. Хитрая скотина.