Человек на войне (сборник)

Еще раз. Правой взял… в левую переложил… двери первая – на… вторая – от… защелка правой рукой вверх… левой рукой взрывчатка в глубину канала шнуром к топке… дверца закрыта, на защелку заперта… под дверцей на полу сажи нет… инструмент взят… Тридцать семь – это уже кое-что. Повторял «маршрут» еще и еще, добиваясь скорости и отточенности, почти автоматизма, «чтобы не голова, а руки помнили». Свел время к двадцати пяти-тридцати счетам. Нормуль.

На следующий день ближе к вечеру прибыл авангард, два солдата и ефрейтор, взять казарму под охрану и подготовить ночлег. Ночью ждали прибытия всего личного состава подразделения.

Одного солдата выставили часовым. Ефрейтор со вторым пошли по деревне пошустрить насчет доппайка.

Микко несколько раз, как бы катаясь на лыжах, проехал мимо казармы. Часовой, практически все время был у входа, да иногда, стараясь надолго не упустить из виду вход, осматривал казарму и со двора. Сторож входил и выходил из казармы беспрепятственно. Впрочем, дальше территории двора и надворных построек он никуда не отлучался.

Попозже вечером, когда иссяк дым из трубы, Микко пошел к казарме. Объяснил Аккалайнену, что оставил в казарме ящик с инструментом, припрятал под нарами, потому что пошел не домой, а кататься на лыжах. А потом забыл. Сейчас вспомнил, и если солдаты найдут, могут себе забрать. Дед же с него, если инструмент пропадет, три шкуры спустит. Сторож перевел солдату, что мальчик помогал столяру строить нары, потом пошел гулять и забыл в казарме инструмент. Столяр сейчас ругается на мальчика, требует принести инструмент.

– Когда мальчик помогает старшим в работе – это хороший мальчик. Но если мальчик бросает инструмент, не убрав на место, и уходит гулять, то это уже не совсем хороший мальчик, – прочитал нотацию немец и смилостивился: – Пусть забирает.

– Иди, забирай и впредь не будь растяпой, не бросай инструмент, где попало, – перевел сторож.

Микко взошел на крыльцо.

– Хальт, – остановил его солдат, ощупал, проверил, не спрятано ли что под одеждой, и пропустил внутрь.

Вошел в сени, прикрыл за собой дверь, якобы для сохранения тепла.

К делу. Времени в обрез. Все надо сделать с первого раза. Второй попытки у него не будет. И аккуратно. Поймают его сейчас – это расстрел. Да еще до расстрела в гестапо на пытки отправят. И деда Эйнора с бабой Хелей… Им тоже не поздоровится, запросто могут в гестапо забрать.

Правой рукой взрывное устройство… Переложил в левую… Да, вес у него совсем не тот, что у отпиленного бруска, прижал к груди, на весу слишком тяжело, сковывает движения. Двери… первая на… вторая от… задвижка у дверцы вверх… устройство в канал… тяжеловато одной рукой, помог и правой. Из ящика с инструментом взял брусок. Протолкнул бруском, чтоб не запачкать рукава, по каналу в сторону топки. Закрыл дверцу. Осмотрелся. Под дверцей чисто, рукава тоже без сажи. Взял ящик с инструментом и быстрее из казармы. Чем быстрее выйдет, тем меньше подозрений.

– Не нашел? – спросил Аккалайнен.

Микко приподнял ящик, показал.

– Быстро ты справился.

– А что там копаться – взял и пошел.

– Ком, – подозвал солдат и, указав на ящик, потребовал: – Показывай.

– Микко выложил инструмент на дорожку. Солдат порылся в ящике и, указав на брусочки и стружку, приказал сторожу:

– Обратно. Печку топить.

«Хозяйственный Буратино. Бери, бери, не жалко. Только не подавись».

Сторож взял ящик и вскоре вернулся с пустым.

Микко уложил инструмент в ящик, вышел на дорогу, резко выдохнул: «дело сделано» – и бегом домой. Даже немца, за жлобство его и жадность, больше не побранил: они к стружке и брускам добавку еще получат.

Рано утром Аккалайнен поджег растопку в печи, подождал, убедился, что дрова занялись, и пошел во двор. Взял метлу, быстро размахнул снег от крыльца до дороги. И ушел в глубину двора, там подмести. Тут и взрыв ухнул. Вместе с печными кирпичами вылетели рамы, откатились верхние венцы бревен, приподнялся вверх с крышей потолок и обрушился досками и чердачной засыпкой на солдат, побивая тех, которых еще взрывной волной не контузило и кирпичами не побило.

Ответственности Аккалайнен убоялся или предположил новый взрыв, испугался за свою жизнь и хотел всего лишь отбежать подальше от опасного места, и куда глаза глядели, туда и побежал, теперь уже не спросишь, но метнулся со скоростью, на которую только был способен, через прилегающий огород к лесу. Часовой его прыть истолковал по-своему и первой же очередью снял с дистанции. Две пули из той очереди попали в спину, третья в затылок и, прошив голову, выбила левый глаз, разворотила глазницу на пол-лица.

Перетрясли весь Хаапасаари. Солдаты оказались выпускниками снайперской школы, направлявшимися на фронт.