Человек на войне (сборник)

Тетя Марина, перед войной мастер по благоустройству, теперь работает в аварийно-восстановительной службе слесарем-сантехником, а в промежутках между сменами дежурит в кипятильной. Кипятит воду в кубе и отпускает нуждающимся кипяток по три копейки за литр. Центральное отопление в этом районе полностью отключили еще в первых числах декабря сорок первого, не у всех были печки и дрова, и для некоторых этот трехкопеечный кипяток в первую блокадную зиму был последней возможностью хоть немного отогреться, не умереть от стужи.

Пережила тетя Марина прошлую, самую тяжелую блокадную зиму, благодаря своей работе. В начале зимы в райжилуправлении зарезали всех лошадей и раздавали конину квалифицированным рабочим. Выпала эта раздача, как манна небесная, на самое жуткое, декабрьское время сорок первого. Она разделила свой полукилограмм надвое, на кости и на мякоть. Мякоть поделила еще на тридцать маленьких порциек, и кости раздробила, завернув в тряпочку, чтоб даже самый крохотный осколочек безвозвратно не улетел. И варила «суп». Каждый кусочек мякоти, каждый осколочек кости по несколько раз в день вываривала. Пока мясо полностью не растворялось в кипятке на тоненькие нитяные волокна, а от кости уже ни малейшего пятнышка жира, ни даже запаха пищи не производилось. Тогда сжигала кости в печке, на куске асбестовой ткани, взятой у сварщиков, толкла и, размешав в кипятке, выпивала, это у нее были «минеральные витамины». Кроме того, была им за аварийку еще небольшая прибавка к пайку из яичного порошка, сухого молока и неочищенной муки, которые были найдены на законсервированном молочном заводе и распределены среди особо нуждающихся и необходимых работников районных служб, в том числе и АВС райжилуправления. Иначе на блокадные 250 граммов хлеба, ладно бы еще настоящего, а то больше чем на половину состоящего из целлюлозы, жмыхов, отрубей и прочего тяжелого, но не питательного состава, ей бы вряд ли выжить.

И не только сама пережила, но и приемыша Олега какое-то время тянула. Пришли они аварийной бригадой по вызову: лопнула канализационная труба под потолком. Поднялись в верхнюю квартиру посмотреть причину, а там шестилетний Олег под одеялом возле мертвой уже мамы дрожит и жалуется:

– Холодно от мамы.

Поискали карточки, но Олег сказал, что карточки забрал дяденька. А какой дяденька, он не знает.

– Давно?

– От мамы еще тепло было. Сказал, что хлебца принесет и водички тепленькой.

Потрогали маму. Не просто окоченевшая, а промерз труп, суток трое, не меньше, прошло со дня смерти. Поискали дяденьку, унесшего карточки, и рукой махнули – пустая затея. Все детские дома в ту пору были переполнены, и несколько дней он жил при тете Марине, пока организовали новый детский дом и отыскалось в нем место для Олега.

Миша один раз его видел. Стоял Олег в кипятильне, прижавшись к теплому печному стояку. Лицо худенькое, остренькое, в пятнах зеленки: сыпь прижигали, носик вздернутый, остренький, губки тоненькие, синеватые, нижняя под верхнюю глубоко поджата.

Тетя Марина сокрушалась – и в жарко натопленной кипятильне спит, не раздеваясь. Даже шапку с него снять или шарф развязать без слез невозможно. А уговорить или заставить помыться… Легче столб, чем Олега. Силком мыли. Хлеб крошит на микроскопические кусочки, скатывает в шарики, со спичечную головку величиной, и укладывает в коробочку.

Вот и в тот раз, когда видел его Миша, оторвет Олег руки от печного стояка, отвернется ото всех, чтобы богатства его не видели, откроет маленькую жестяную коробочку, достанет шарик из коробочки, в рот положит, губы плотно сожмет. Коробочку закроет, проверит, хорошо ли крышка закрылась, сверху резинку потуже натянет и в карман уберет. И карман проверит, не выпадет ли нечаянно коробочка, и клапаном карманным прикроет, и клапан раза два, а то и три ладошкой пригладит, прижмет потеснее к карману. Так надежнее.

После этого сам прижимается к печному стояку животом и ладонями, и щекой и медленно и сладко рассасывает тот крохотный шарик. Рассосет, достанет коробочку и повторит в точности от начала до конца весь ритуал извлечения и вкушения хлебного шарика.

Печальный, сгорбленный все время, пока видел его Миша, жмущийся к печке, голова втянута в плечи и, сверх того, с затылка и ушей прикрыта поднятым воротником, рукава спущены до пальцев и ниже, насколько одежды хватало.

Его раздражало все. Шум, громкий разговор, резкие стуки, музыка и даже улыбка взрослых.

На обеденный перерыв зашел в тепло и за кипяточком жилконторовский плотник Борька Фокин, мальчишка тремя годами старше Миши. До войны он учился в 101-й школе Выборгского района, окончил семь классов. В начале войны помогал переоборудовать свою школу под госпиталь, потом перебросили его на строительство дзотов на Втором Муринском и на проспекте Карла Маркса. Там обучился топор да иной плотничий инструмент в руках держать и невзгоды переносить. На строительстве дзотов работа сама по себе тяжелая да, мало того, чуть не каждый день то обстрел, то бомбежка.