Человек на войне (сборник)

Видел Миша летом в кипятильне этого Виктора Сергеевича Черепанова. Лет ему всего четырнадцать и росту метр с кепкой, да и то, если на цыпочки встанет, а важный, будто не бригадир кровельщиков, а директор мыловаренного завода. Осмотрел Мишу со всех сторон и говорит:

– Слышишь, пацан, приходи ко мне на испытательный срок. Если выдержишь, возьму в бригаду на постоянку. После испытательного срока по тарифу получать будешь. На кровлю пока не пойдешь, опасно там и по возрасту тебе нельзя, будешь в мастерской железо гнуть и в размер резать.

– Не могу, – отказался Миша.

– Ты не дрейфь, у меня и девчонки справляются. На стуловых ножницах или на гильотине, если по двое работать, то не очень тяжело, – подождал ответа, не дождался. – Впрочем, дело твое, не навязываюсь. – Виктору Сергеевичу и взятый тон надо выдержать, и достоинство сохранить и в бригаде народу не хватает, человека к работе привлечь бы неплохо. Вот и вертись тут! – Рабочую карточку тебе выдадим, – добавлял он все более веские аргументы. – Я поговорю с кем надо, новую метрику тебе выхлопочем, будто четырнадцать лет исполнилось. Будешь полноправный рабочий, трудовой стаж пойдет.

– А нет, ничего. Не надо, я не хочу кровельщиком.

– Дело хозяйское, если и так сытый… – Помолчал. – Подумай, чего без дела шататься, когда можно зарплату и рабочую карточку получать. – Подождал ответа. Не дождался. – Надумаешь, через Марину меня найдешь.

«Знал бы ты обо мне побольше, как я без дела шатаюсь, сам бы ко мне в ученики просился, умолял бы, чтоб я тебя взял».

Опять позвонил, долго ждал ответа и уже трубку собрался класть, как на другом конце ответил Владимир Семенович. Миша хотел доложить бодро и четко, но горло перехватило, и голос осел:

– Володя…

– Да, слушаю.

– Володя… Это Костя говорит… племянник…

– Котя! Ну, как ты? Жив-здоров? Где сейчас? Когда пришел? С Борисычем созванивался?

– Нет. Ни с кем. Только вчера от тетки вернулся.

– От какой тетки?

– Что возле Дибунов.

– Ну и как тетушка поживает? Дорогу у нее не замело?

– Нормально прошел, ни разу не споткнулся.

Поговорили они иносказаниями.

– Хорошо. Отлично! – Пауза, прерываемая междометиями: «Так-так-так, пум-пум-пум». Значит, Владимир Семенович решал какую-то сложную задачу. – Котя, в запарке мы сейчас, в полной. Как только увижу Борисыча, сразу же ему скажу, что ты здесь. И оставлю для него в кабинете записку, если разминемся. Позвони часа через два. Нет, лучше через три. Впрочем, начинай через два часа дозваниваться. Может, кого из нас раньше застанешь. А я с Борисычем обкидаю ситуацию, решим, где и как с тобой встретиться. Ну, как ты? Как настроение?

– Нормуль.

– Отлично. Тогда ждем звонка. А сейчас, извини, бежать надо. Я только на минутку, за документами заскочил, ты меня, можно сказать, случайно в кабинете зацепил.

Миша повесил трубку. И радость – вот, свои. И неприятное чувство кольнуло: времени им на меня не хватает. Нет, он все понимает: судя по передвижению наших войск и скрытному, и как бы скрытному, но так, чтоб о нем узнал враг, и по запарке у Валерия Борисовича и Владимира Семеновича – командование готовит что-то грандиозное, на то их внимание сейчас направлено и время тем занято. Но хотелось ему побольше внимания и для себя. Мог бы Владимир Семенович хоть на пару минут подольше поговорить.

А нет, наверно, не мог, иначе поговорил бы. Он мужик нормальный и разведчик грамотный. И Валерий Борисович его очень даже уважает, особенно за умение находить неординарные, порой парадоксальные решения в самых сложных ситуациях.

– Главное в разведке не спецподготовка, а находчивость, смекалка и сноровка. Тут с Семеныча пример бери, – это слова Валерия Борисовича. И попросил Валерий Борисович: – Володя, расскажи Мише о подвиге бойца Баранова.

– Ничего интересного, – поскромничал Владимир Семенович.

И вместо него рассказал Валерий Борисович.

Летом сорок первого остались добровольцами Владимир Семенович, тогда еще лейтенант особого отдела, и сержант Анисимов прикрывать отход товарищей, ушедших в ночь на восток, на соединение со своими. Оборону надлежало держать в дзоте над дорогой, трудно взбиравшейся в крутую гору по длинной и у подножья глубокой лощине, к селу, которое так и называлось – Нагорное. Продержаться надо было до рассвета, после чего вывести из строя пулемет, взорвать дзот и пробиваться вслед за своими.

Посовещавшись с собой и с сержантом, лейтенант в самую темень отправил Анисимова за «языком» в Нагорное, что располагалось за их спинами. А сам остался в дзоте, попугивать ночной сон немцев короткими пулеметными и автоматными очередями и одиночными винтовочными выстрелами. А меж делом закрепил станину пулемета намертво, поперек амбразуры прокинул над стволом скользкую, только что ошкуренную кленовую жердинку, чтобы ствол не задирался и пули посылал не в небо, а бил точно над полотном дороги.

Сержант к той поре исполнил приказание, привел скрученного веревкой по рогам «языка», строптивого, упиравшегося всеми четырьмя копытами и недовольно фыркавшего молодого барана.