Человек на войне (сборник)

Отец Вовки, майор, командир батальона, организовал у них в школе стрелковый кружок. Раз в неделю приходил старший сержант из его батальона, изучали «трехлинейную винтовку образца 1891 года» конструкции Мосина, устройство, разборку и сборку. А когда изучили, пошли всем классом в воинскую часть, где служил Гущин-отец, в тир, где стреляли по мишеням. Правда, не из «трехлинейки», а из мелкашки, из тозовки. Неожиданно для всех, в укор мальчишкам, лучше других отстрелялась соседка по парте и лучшая подруга Гали Плетневой, Света Итяксова – выбила тремя выстрелами двадцать шесть очков. Расстроенные, недовольные мальчишки, впрочем, быстро нашли этому достойное и, по их мнению, правильное объяснение: на улице мороз, тир под навесом, считай, тоже на улице, все они в матерчатых, в вигоневых, редко кто в вязаных шерстяных варежках, а кое-кто и вовсе без них, в карманах рукам тепло ищет, зато Светка в меховых рукавичках, да еще в длинных, за запястье и с отворотами. Ничего удивительного, теплыми руками можно не только двадцать шесть, но и больше очков выбить.

А однажды Вовкин отец принес в класс автомат, настоящий ППШ. Разобрал, показал и объяснил устройство и назначение каждой детали. Собрал, пристегнул диск, в котором были стреляные гильзы со вставленными в них пулями, и, взяв автомат в левую руку, правой стал быстро двигать затвором вперед-назад. Засверкали в воздухе и застучали по полу выбрасываемые патроны. Класс пришел в восторг, все повскакивали со своих мест: и смех, и радостные крики. Но не потому, что смешно, а потому, что весело – весело смотреть, как вылетают, блестя на солнце, гильзы, дробно стучат по полу, подпрыгивают и раскатываются в углы, под стол и под парты.

В начале войны Вовка и еще несколько мальчишек из их класса ходили на заточку саперных лопаток. До школы – с утра, а как начались занятия – после школы. Недоволен был, ворчал: «Работа тяжелая и неинтересная». И еще добавлял: «Огородная работа».

Ближе к осени их цех, так громко именовался полуподвал с несколькими длинными столами-верстаками, приписали к механическим мастерским, которыми в то время руководил поправлявшийся после ранения лейтенант Ефим Юрьевич Мехтейс, по гражданской профессии учитель физики.

Невысокого роста, подвижный, с высоким, лысым до темени лбом и торчащими венчиком темными, в мелкую волну короткими волосами, он по ходу работы напоминал физику, пробовал завлечь ребят знанием предмета:

– Почему острая лопата копает лучше?

– Потому что площадь меньше и, при том же усилии, давление на единицу площади опоры получается больше, – отвечал какой-нибудь знаток.

– Молодец. А это что значит? Кто скажет?

В ответ молчание.

– Это значит, – разъясняет Ефим Юрьевич, – затачивая лопату, вы экономите силы нашего бойца, которые он направит на скорейшее уничтожение врага. То есть приближаете победу.

С ним соглашались, но прибавленного знанием физики энтузиазма и усердия хватало ненадолго.

– Кто мне скажет, что такое состояние невесомости? – не унимался, продолжал поиски стимулов лейтенант Мехтейс.

– Это когда тело вместе с опорой падает с ускорением свободного падения, и на него не действуют никакие внешние силы, оно как бы ничего не весит.

– В целом правильно, хотя формулировки надо помнить четче. А можно ли испытать состояние невесомости в нашей обыденной жизни?

– Нет. Вряд ли, – ребята с сомнением качали головами.

– А я испытал. Летом сорок первого, когда со своим взводом выходил из окружения.

– Расскажите, товарищ лейтенант! Ефим Юрьевич, расскажите!

– В перерыв. Если все выполнят не менее шестидесяти процентов нормы.

К обеденному перерыву установленная цифра выполнена, и ребята рассаживаются вокруг Ефима Юрьевича.

– Шли мы по вражескому тылу две с половиной недели, только на восемнадцатый день к своим вышли. Шли с боями через глухие леса, по болотам. Спали урывками, не раздеваясь и не выпуская из рук оружия, по часу, по два, редко когда три часа кряду поспать удавалось. На себе несли раненых, оружие, боезапас. И когда вышли к своим, поставили носилки с ранеными, сняли оружие, скинули сидора и скатки, разулись, в первый раз за эти восемнадцать дней обувь сняли – такое ощущение, что воспарили. Казалось, тело ничего не весит, даже под ноги себе смотрели: не летаем ли.

Но такие уловки давали хоть и эффективный, но сиюминутный результат, на следующий день опять преобладало расхоложенное настроение – не настоящее это дело, а огородная работа.

И однажды Ефим Юрьевич привел ефрейтора, командира отделения штурмовой роты.