Человек, научивший мир читать

В начале XVI века типографы пытались урегулировать вопросы интеллектуальной собственности и решить проблему пиратства. Они сами попросили власти об учреждении «привилегии» – официального документа, гарантирующего им монопольное право на печать определенных изданий и защищающего от пиратского копирования. Власти пошли навстречу, а очень скоро оказалось, что патент – отличный инструмент контроля над растущим книжным рынком, тем более что началась Реформация. И вот уже за печать без привилегии типографам грозит крупный штраф, а то и смертная казнь.

Патент на определенное издание давали обычно на шесть лет, иногда на десять. Но на практике это часто превращалось в неограниченный срок, особенно для таких, как Плантен. Кстати, привилегия стоила денег, в то время как approbatio, похоже, была бесплатной. Существовали генеральные привилегии, дающие право на печать какого-то автора на постоянной основе, на печать для какого-то города или даже страны. Например, Плантен получит генеральную привилегию на печать Полиглотты для всей Западной и Восточной Европы, а чуть позже – на печать литургических книг для Испании и колоний. В выдаче патентов власти Антверпена и Брабанта показали себя довольно либеральными. Плантен всегда знал, какой текст может быть опасен и не пройти цензуру. Это не значит, что его отношения с цензурой были безоблачны, однако он всегда старался избегать неприятностей.

Эдикты Карла V, а затем и Филиппа II производят впечатление, что процесс цензуры был урегулирован до мельчайших деталей, и дают картину отлаженной машины репрессий. На самом деле эта процедура была очень плохо и поверхностно определена. Для религиозной цензуры не было никакого центрального органа, лишь определенное количество более или менее официально уполномоченных цензоров с теологическим образованием, которые непонятно кому подчинялись и руководствовались, видимо, собственными представлениями об ортодоксальности при проверке текста. Светской цензурой официально ведал Тайный Совет Брабанта, а на местах – судебные органы, но никаких единых предписаний о том, как проверять тексты, не было.

Из переписки Плантена Леон Воэ делает вывод, что типографы могли сами выбирать себе цензоров по желанию, а цензоры были свободны согласиться или не согласиться на проверку той или иной книги. Естественно, у всех печатников были знакомые цензоры, с которыми они постоянно работали и хорошо понимали друг друга. Несмотря на жесткие законы, ситуация с цензурой до 1566 года, когда началось иконоборческое восстание, была вполне приемлемой для типографов, пишет он. Антверпенские цензоры пропускали тексты, которые брюссельские или испанские никогда не пропустили бы. Главное – не попадаться на совсем уж вопиющих нарушениях. Цензура существовала везде, и, несмотря ни на что, Антверпен все же был отличным городом для типографов.

* * *

В 1562 году все изменилось. Не в Антверпене – во Франции. Но поднявшаяся волна затронула и Антверпен. В первые годы царствования Карла IX фактически правившая Францией королева-мать Екатерина Медичи проводила политику религиозного примирения, которая предполагала расширение прав гугенотов и ограничение влияния семьи де Гизов – главы ультра-католической партии. В январе 1562 года был опубликован Сен-Жерменский эдикт, впервые разрешавший гугенотам отправлять их культ, но только за пределами городских стен и не в дни католических праздников, и обязывающий их оставить захваченные ранее католические храмы. Но он произвел эффект, обратный ожидаемому. Католики были возмущены идеей компромисса как такового; Парижский парламент отказался его ратифицировать. Гугеноты же посчитали сделанные им уступки недостаточными и продолжили захват храмов и проведение своих служб в городах. В этой ситуации любое малозначительное столкновение могло привести к масштабной гражданской войне. И привело.

1 марта 1562 года Франсуа де Гиз проезжал через городок Васси на территории своих владений. Он возвращался из Жуанвиля, где навещал мать, в сопровождении вооруженного отряда. В Васси герцог хотел отстоять мессу, но выяснилось, что в риге рядом с церковью собралось около тысячи местных гугенотов – а это безусловное нарушение Сен-Жерменского эдикта. Поскольку в начавшейся за этим религиозной войне каждая из сторон использовала события в Васси в своей пропаганде, чтобы продемонстрировать невосприимчивость другой стороны к разумным доводам, единого мнения о случившемся нет. Гугеноты утверждали, что люди де Гиза, узнав о собрании в риге, тут же атаковали безоружных людей. По версии католиков, гугеноты намеренно провоцировали де Гиза и его свиту, организовав пение псалмов прямо перед входом в церковь, а на требование герцога соблюдать эдикт стали оскорблять его и бросаться камнями. Только когда один из камней попал де Гизу в лицо, его люди атаковали нарушителей порядка. В последовавшей схватке были убиты больше пятидесяти гугенотов и еще не менее ста были ранены. Эта резня стала началом религиозных войн во Франции, которые продолжатся до 1598 года.