Человек-пистолет, или Ком

Убедив Ледокол, что девочка просто перевозбуждена и потрясена пережитым и что в самое короткое время ситуация прояснится именно в том свете, в каком она, маман, предсказывает, маман отправилась в свою лечебницу, чтобы срочно начать действовать в соответствии с давно выношенным планом…

Таким образом, включив все свои связи и переговорив с кем надо, маман устроила так, что за мной была выслана «специальная бригада», которая и устроила засаду на квартире.

В расчетах маман был резон. Пока меня будут держать в психушке, она добьется от Жанки признания, что я ее изнасиловал, а затем, помурыжив, но в конце концов признав вменяемым, передаст меня в руки правосудия, и в результате меня засадят лет эдак на восемь…

— Вот тогда бы ты узнал, как кататься! — усмехнулся Валерий.

Я сделал вид, что пропустил эту его реплику мимо ушей.

Далее. Ближе к вечеру, довольная начатыми против меня репрессиями, маман вернулась домой с намерением заняться обработкой Жанки, однако узнала от Лоры и Валерия, что Жанка еще не приходила и не звонила… Стали дожидаться прихода Жанки…

Кстати, Лора, которой затея маман была явно не по душе, оказалась настолько ошеломлена всем происшедшим, что не сказала ни слова против.

Время шло, а Жанка не возвращалась. Уже пришел с работы Игорь Евгеньевич, а ее все не было. Обзвонили подруг, но безрезультатно. Никто не знал, что предпринять… А под вечер стало твориться нечто чрезвычайно странное. Один за другим в квартире раздавались телефонные звонки. Звонки эти разделились на две категории. К первой принадлежали те, в которых неизвестные мужские голоса развязно (а также вкрадчиво, вежливо, слащаво, деловито, застенчиво и т. д.) интересовались только одним: можно ли к телефону Жанну, а когда у них пробовали выяснить, зачем и кто звонит, или тут же вешали трубку, или начинали нести такую несусветную чушь, из которой невозможно было что-либо понять. Ко второй категории относились не менее странные: как мужские, так и женские голоса разражались бранью, обвинениями в бесстыдстве, в отсутствии совести, а также угрозами заявить в милицию. Причем во всех звонках речь шла о каком-то ОБЪЯВЛЕНИИ… Маман и Лора были на грани истерики… Обо мне и думать забыли, хотя именно в это время меня увозили в «специальное» учреждение.

Игорь Евгеньевич склонялся к тому, чтобы самим заявить в милицию, и пока обсуждали, стоит ли заявлять или еще можно подождать, очередной телефонный звонок оказался как раз оттуда — из отделения милиции — и сразу все прояснил.

Инспектор по делам несовершеннолетних сообщил, что Жанка задержана каким-то бдительным сержантом в тот момент, когда наклеивала на стену объявление (инспектор зачитал скандальный текст), и что этими объявлениями она успела обклеить половину района… В общем, маман и Игорю Евгеньевичу пришлось бежать вызволять Жанку из милиции. Между прочим, в милиции маман снова попыталась добиться от Жанки признания, что я ее изнасиловал, но — безрезультатно. Жанка уверенно стояла на том, что я совершенно ни при чем, да и вообще, мол, никто ее не растлевал, а она сама…

— Как же так, доченька? — недоумевала маман. — Как ты могла?

— Так и могла!

Жанка посоветовала маман повнимательнее перечитать объявление: ничего непонятного — проститутка есть проститутка.

— Будь спокоен, Жанка ни за что не признается, в каких вы с ней отношениях! — заверил меня Валерий.

— Какие еще отношения?! — одернул я его.

— Ты хочешь сказать, что не спал с ней? — скромно осведомился Валерий.

— Нет конечно! — воскликнул я.

— Ну нет, так нет, — пожал плечами он, как бы удивляясь моей горячности.

При всех соображениях разумности и безопасности я был себе до судорог отвратителен — и не столько из-за Жанкиного отречения от меня, сколько из-за моего отречения от нее. Хотя Валерий ничем себя не выдал, я был уверен, что он это понял…

Дома маман еще долго ссорилась с Жанкой, требуя признания, пока та не заявила, что вообще убежит из дома, если маман не оставит ее в покое. Валерий, который, по его словам, ни на минуту не забывал о моем бедственном положении, со своей стороны изыскивал способ загладить конфликт. По этой причине он высказался в том смысле, что был бы рад взять на себя вину за соблазнение Жанки, и даже полюбопытствовал у маман, как бы та взглянула на такое его преступление. И хотя маман заявила, что за совершенное с ее девочкой она раздавила бы всякого и что ей сейчас не до шуток, было видно, что она сбита с толку. В конце концов Валерий так хитроумно оплел ее неопределенностями, что она и вправду засомневалась, кто же действительный виновник…

— Понимаешь, — сказал мне Валерий, — главное было отвлечь ее от твоей персоны. Уж больно много ненависти у нее к тебе накопилось. Что я с успехом и проделал!

— М-мда! — сказал я.

И этим моим скованным «М-мда» я так легко уступил ему эту честь — быть на подозрении у маман!

— Подозревайте меня! — широким жестом предложил Валерий маман, которая, обращаясь к Жанке и совершенно растерявшись, пролепетала:

— Это правда?..