Размахивая железным прутом, подступил один из «козлов»; он примеривался, кого из нас угостить первым. Я размахнулся и запустил ему в физиономию ключами с брелком, которые до этого сжимал в кулаке и использовал в качестве утяжеления. «Козел» вскрикнул от боли и, выпустив прут, закрыл лицо ладонями.
— Молодец, — похвалил меня Ком; отпихнув «козла», он с трудом нагнулся, поднял с пола ключи и подал мне: — Не потеряй.
— Ну, кто следующий? — поинтересовался я у «козлов», а Кому зашептал:
— Ты как хочешь, а я прыгаю!
— Ладно, — медленно проговорил Ком, — прыгай, а я их задержу. Отталкивайся в сторону, противоположную движению. — И тут он не мог удержаться от поучения.
— Давай вместе! Успеем!
— Нет, я их задержу!..
Я плюнул и бросился к открытой двери. Я сел на пол и свесил ноги вниз. Ветер и снег били в лицо. Помедлив еще мгновение, я оглянулся и увидел, как Ком разворачивается и бьет «козла» в зубы… Я оттолкнулся в сторону, противоположную движению, и полетел на насыпь, кувыркаясь в глубоких сугробах.
Поезд громыхал мимо меня. Я сразу стал карабкаться вверх по склону и, очищая залепленные снегом лаза, пытался разглядеть что-нибудь. Вот показались красные огни последнего вагона электрички, и туг я увидел, что метрах в ста от меня или около того из поезда что-то вывалилось… Больше я ничего не увидел. Поезд ушел.
Некоторое время я сидел и приходил в себя. Руки, ноги были как будто целы. Постепенно стук колес затих и установилась полная тишина. Тогда я поднялся и медленно побрел по заснеженным шпалам в направлении ушедшего поезда, вглядываясь в пространство у насыпи.
То, что вывалилось, было Комом.
Ком лежал неподвижно, в неловкой позе, уткнувшись лицом в снег. «Доигрались!» — подумал я. Я перевернул его на спину, приподнял и легонько встряхнул.
— Они могут вернуться… — чуть слышно, но раздельно проговорил он. «Черт, а ведь и правда!» — подумал я, с ужасом представив, что после всего происшедшего возможно еще и продолжение… Наше счастье, что они не решились прыгать вслед за нами, но, если следующая станция недалеко отсюда, они действительно сойдут на ней, чтобы вернуться и уже окончательно с нами разделаться… «Это какой-то кошмар!» Через сколько времени они могут быть здесь?
— Нужно уходить! — воскликнул я.
— М-мы… — сказал Ком и умолк.
— Что? Что?.. — затряс я его, но он уже не отвечал.
Голова его откинулась назад; он, кажется, потерял сознание.
Проклиная все на свете, я взвалил Кома на плечи и потащил прочь от железнодорожного полотна. Продравшись сквозь кустарник, я оказался перед снежным полем и, не раздумывая долго — да и вообще едва что-либо соображая, — двинулся наугад с единственным желанием — поскорее затеряться вместе с Комом в ночи и спастись от возможного преследования.
Когда от усталости стали подкашиваться ноги, я остановился и сказал себе: «Идиот, куда ты идешь?» Я опустил Кома на снег, а сам сел рядом и огляделся. Затеряться нам удалось. Это было очевидно. С возрастающим отчаянием я вглядывался во тьму, пока наконец не различил в одной стороне огни, но, сколько до них — километр или десять? — этого я определить был не в состоянии. Я снова взвалил Кома на плечи.
Вскоре идти стало значительно легче, но не потому, что открылось второе дыхание, а потому, что я больше не проваливался в снег, — вышел на проселочную дорогу. Еще какое-то время я продолжал движение, что называется на «автопилоте», хватая ртом воздух со снегом на каждые пять шагов, и в глубине души удивлялся своей выносливости.
По правую руку смутно прорисовывались контуры небольшой, высокой рощи, темнеющей отдельным островом посреди открытого пространства поля. Дорога тоже поворачивала правее. Огни все еще маячили далеко впереди и, казалось, нисколько не приблизились. Я дотащил Кома до края рощи и вместе с ним повалился на снег, совершенно обессилев, — при этом Ком сполз с моих плеч на землю как-то особенно — неодушевленно… «Он — мертв?» — подумал я и одновременно с этой дикой мыслью вдруг увидел и понял, что роща, у которой мы лежим, есть не что иное, как небольшое сельское кладбище.
«Доигрались!» — снова пронеслось в моей голове. В нескольких шагах виднелись кресты и ограды могил. Я схватил Кома за запястье и стал искать пульс… Пульс не прощупывался, или по крайней мере я не мог его найти. Тогда я наклонился к лицу Кома. Дыхание отсутствовало. Я обратил внимание, что снег лежит на его щеках и веках и — не тает… «Господи, куда же я его тащу и зачем!»
Шатаясь, я отошел к могилам и, облокотившись о решетку ограды, лихорадочно обдумывал ситуацию. Я только на миг вообразил себе все возможные последствия — в особенности если начнут раскручивать наши тайные, «подпольные» дела, — и мне сделалось совсем худо. «Вот тебе и Герцен с Огаревым!» Все напоминало тяжелый, дурной сон, от которого во что бы то ни стало нужно было проснуться. Я очень хотел проснуться. В кладбищенской роще кричали вороны.