Человек-пистолет, или Ком

— Все свеженькое, чистенькое, сынок! — заверила меня тетя Маня. — Только что из дезинфекционно-прачечного пункта…

— Вы что — не слышали? — повернулся я к Петровичу. — Меня для беседы с профессором пригласили! И Сергей Палыч сказал…

— Сергей Палыч сказал! — передразнил меня тот. — Ты давай переодевайся по-быстрому, а тогда беседуй хоть с профессором, хоть с Господом Богом!

— Ты что, старик, ты давай веди меня к профессору! — занервничал я.

— Раз уж попал сюда, — мрачно проворчал медбрат, — делай что говорят, а не то… — Он угрожающе засопел и привычно показал кулачище.

— Переодевайся, сынок, не буянь! — подтвердила тетя Маня. — У нас должон порядок быть!

— К черту! — сказал я и, оттолкнув медбрата, быстро пошел обратно в отделение.

— Ну, сука, ты дождешься, — пообещал Петрович, поспешая вслед за мной. — Попадешь в отсек!

Серей Павлович уже сидел за столом и встретил нас удивленным взглядом.

— Сергей Палыч, я требую, чтобы меня отвели к профессору Копсевичу, как было обещано, — заявил я.

— Переодеваться не желает, сквернословит, толкается! — начал ябедничать Петрович. — Такой беспокойный пациент!

— В чем дело? — строго спросил меня Сергей Павлович.

— Я требую профессора!

— Что шумите, с ума сошли? Какой сейчас профессор? Вы мне так всех больных переполошите. Полчаса до отбоя осталось. Мы с вами так договоримся: вы сейчас переоденетесь и ляжете бай-бай, а завтра во всем разберемся, какой вам профессор нужен, зачем профессор…

— Профессор Копсевич! Светило и величина! Вы обещали!

— Обещал — не обещал… Вы лучше ложитесь спокойно спать. Утро вечера мудренее. Не заставляйте думать о вас хуже, чем вы есть.

— Вот с места не сойду, пока профессора не приведете!

— Чудак, ей-богу! Все профессора уже давно спят. И вам пора спать. Прошу настоятельно не шуметь…

— А вот я буду шуметь! — разозлился я.

Тут Сергей Павлович сделал глазами какой-то едва уловимый знак Петровичу, стоящему у меня за спиной, и тот крепко схватил меня за руки и рывком сбил на колени. В ту же секунду Сергей Павлович выскочил из-за стола и борцовским «замком» сцепил руки на моей шее, да так жестко, что, кажется, хрустнули шейные позвонки.

— В отсек! — скомандовал он, и они поволокли меня по коридору.

В считанные мгновения они доставили меня этажом ниже. Не ослабляя захвата одной рукой, Сергей Павлович вытащил другой ключи и отпер еще какую-то дверь. Потом они повалили меня на скамью, и, бог весть откуда взявшаяся медсестра всадила в меня шприц. Маленький и круглый человечек, оказавшийся рядом, приветливо заулыбался и громко замяукал.

— Брысь! — прикрикнул на него Петрович, и тот послушно исчез.

— Отпусти, гадюка! — прохрипел я Сергею Павловичу. — Голову оторвешь!

— Успокоились? — поинтересовался он, отпуская меня, — Ну смотрите! А то свяжем… Покажите ему его койку, — кивнул он Петровичу.

Медбрат взял меня за локоть, чтобы отвести в палату, но я презрительно отбросил его руку, заявив, что не намерен спать в их учреждении, хотя бы они мне еще сто уколов засадили, и что они еще ответят за свои действия. С этими словами, оставшись сидеть, я отвернулся с видом оскорбленного человеческого достоинства. Просто до слез было обидно от сознания своего бессилия перед ними.

— Пусть сидит, — сказал Сергей Павлович медбрату. — Хоть всю ночь… А захочет спать, покажешь где…

И меня оставили в покое. Сергей Павлович и медсестра ушли обратно на второй этаж, заперев за собой дверь, а Петрович отправился в палату, чтобы, очевидно, подтянуть узлы на ремнях, которыми были прикручены к койкам буйные.

Помятый, униженный, с легким головокружением (вероятно, после их проклятого укола), я смог наконец осмотреться в помещении отсека — так именовалось отделение для особо беспокойных пациентов. В голове не укладывалось, что какой-нибудь час назад я пришел домой с намерением попить кофейку, а теперь сижу здесь; все это выглядело настолько неправдоподобно и вдобавок так ненавистно и невыносимо подло, что мне снова стало казаться, что я никак не могу очнуться от очередного тяжелого сна. В конце небольшого коридора, где я был оставлен сидеть на скамье, имелось окно, намертво заделанное мелкой металлический сеткой, сквозь которую просвечивал один лишь уличный фонарь. Направо была дверь в уборную, из которой крепко тянуло смрадом. Налево — палата… Из этой палаты, куда вошел Петрович, слышались изможденный, бессмысленные вопли. «Это бредит Ком!» — вдруг подумал я с замершим сердцем, но тут же оборвал себя: «Что за чушь лезет в голову! Ком лежит совсем в другой больнице! Откуда ему здесь взяться?!» Я прекрасно понимал всю нелепость пришедшей мне в голову фантазии, но избавиться от нее никак не мог… Постепенно чередования сомнения и уверенности так замучили меня, что, в конце концов, не выдержав, я вскочил со скамьи и вошел в палату, откуда исходили вопли.

В первый момент меня едва не хватил удар. Я действительно увидел черные усы-квад-ратные скобки на восково-бледном лице… Но я взглянул внимательнее и увидел, что бившийся на койке молодой человек был, конечно, вовсе не Ком — он и не мог быть Комом!..