Мимо проносились зеленые пригороды, широкие аллеи и беленые особняки, прячущиеся за живыми изгородями. Местные здесь почти не встречались — конечно, за исключением
Южная Калькутта — мир выдающихся людей из ничем не выдающихся городков вроде Гилфорда и Кройдона. Здесь обосновались колониальные чиновники, армейские офицеры и преуспевающие торговцы. Южная Калькутта с ее бесконечными партиями в гольф и роскошными приемами в саду, спортивными состязаниями и распитием джина на веранде. Жить здесь было неплохо. Уж точно лучше, чем в Кройдоне.
Мы ехали в сторону Алипура и резиденции лорда Таггерта. Водитель сбавил ход и свернул на широкую подъездную аллею, мощенную гравием, на дальнем конце которой среди клумб и лужаек широко раскинулся трехэтажный дом. Только в Калькутте подобный особняк мог называться «бунгало».
Автомобиль мягко затормозил под крышей галереи у входа в особняк. Зеленые виноградные лозы спиралью взбирались вверх по беленым колоннам. Констебль в полицейской форме подбежал и распахнул пассажирскую дверь.
— Капитан Уиндем к лорду Таггерту.
— Конечно, сэр, — ответил констебль. — Его светлость в южном саду. Он просил проводить вас туда. Прошу вас, следуйте за мной.
Кивнув, он повернулся и устремился прочь по безупречному газону. Воздух наполнял аромат истинно английских цветов — роз и наперстянок. Здесь был настоящий английский «уголок средь поля на чужбине»[53]
, вернее, не просто уголок, а добрый акр земли, а то и целых два. По пути я заметил, что вокруг дома в укромных местах расставлены вооруженные солдаты. Они были совершенно незаметны с дороги и не очень бросались в глаза со стороны дома.Таггерт наслаждался приятной погодой. Он сидел за бамбуковым столиком, расстегнув ворот рубашки, и просматривал какие-то бумаги. Подняв взгляд, он встретил меня улыбкой:
— Здравствуй, Сэм! Рад видеть тебя, мой мальчик. — Голос был теплым, как воздух вокруг. — Присаживайся, — сказал он, указывая мне на кресло. — Какую отраву предпочитаешь? Джин? Виски?
— Виски, если можно.
Таггерт подозвал слугу взмахом руки:
— Виски капитану. — И обратился ко мне: — Как ты его любишь?
— Просто добавьте немного воды.
— А мне с содовой, — распорядился Таггерт.
Слуга удалился и вскоре вернулся с напитками.
Мы выпили за здоровье друг друга.
Виски был мягким и сладким. Я такой пил нечасто — главным образом потому, что он был мне не по карману.
— Какие новости, Сэм? — спросил Таггерт. — И губернатор, и подразделение «Эйч» ждут не дождутся, когда мы отдадим им Сена. Боюсь, долго мы не продержимся. Прошу, скажи мне, что ты что-нибудь из него выудил и можно завязывать с этой историей.
Я заколебался. Всю дорогу с Лал-базара я бился над вопросом, что же ему сказать, и теперь предвидел, что мой ответ немедленно положит конец моему краткому пребыванию в Калькутте. Может, это было бы и к лучшему. Я отпил из стакана и бросился в омут с головой:
— Я считаю, что он не убивал Маколи.
Мои слова повисли в воздухе. Я сделал еще глоток виски, на этот раз долгий. Вдруг Таггерт меня вышвырнет. Будет обидно, если такой прекрасный напиток отправится в сточную канаву.
— А что с нападением на поезд?
Я покачал головой:
— У нас нет никаких доказательств, что Сен в нем замешан.
Шли секунды. Вдали в кроне священного фикуса пронзительно орал зеленый попугай. Когда Таггерт все-таки ответил, сказал он то, чего я совершенно не ожидал.
— Я так и думал.
И всё. Ни ярости, ни угроз, ни нотаций. Я был готов к любому ответу, но никак не предполагал, что он может со мной согласиться.
— Сэр? — переспросил я. — Вы тоже считаете, что он может быть невиновен?
— Вовсе нет. Может, он и не убивал Маколи, но он точно виновен. И разумеется, отправится за свои преступления на виселицу. А заодно возьмет на себя вину и за это убийство тоже. Однако нападение на поезд — гораздо более важная проблема. Если его устроил не Сен с товарищами, то кто же?
Я был сбит с толку.
— Вы хотите, чтобы я инкриминировал преступления Сену, несмотря на то что их, возможно, совершил кто-то другой?
— Я хочу, чтобы ты думал головой, Сэм. У тебя есть какие-нибудь улики, говорящие в пользу гипотезы, что оба преступления совершили одни и те же люди?
Я задумался. Нет, таких улик не было. Это было не более чем неуклюжее допущение с моей стороны. Я предположил, что мы имеем дело с каким-то единым, монолитным врагом, но предположение мое почти ничем не подкреплялось. Таггерт прочел мои мысли.