Человек с большим будущим

Другое дело Банерджи. Он с большой готовностью согласился пожертвовать воскресеньем ради дела. Ничего другого я от него и не ожидал. Кроме того, он объяснил, что для него, как для индуиста, воскресенья ничем не отличались от прочих дней. Мы договорились, что завтра встретимся в десять, разберемся с Сеном, а затем отправимся в Дум-Дум разыскивать преподобного Ганна. Но сейчас Дум-Дум интересовал меня меньше всего: я смотрел, как Энни Грант, лавируя между повозками и автомобилями, пересекает проезжую часть. Простое голубое платье ниже колен оставляло открытыми прелестные щиколотки.

На улице было довольно людно: многие пары выбрались развлечься субботним вечером. Вокруг мелькало столько рыжих шевелюр и красных лиц, что можно было предположить, будто немалая их доля происходит из Данди. Энни остановилась, взглядом пытаясь отыскать меня в толпе. Я помахал, она улыбнулась, но, заметив перевязь, явно испугалась.

— Сэм! — ахнула она. — Что ты с собой сделал? По телефону ты сказал, что с тобой все в порядке!

— Пустяки, — отмахнулся я. — Просто выполнял свой долг. И вообще, кто-то же должен охранять славных женщин Калькутты.

Она нежно поцеловала меня в щеку.

— Небольшая благодарность от имени женщин Калькутты, — объяснила она, беря меня под руку и увлекая в сторону отеля.

Напротив входа регулировал уличное движение констебль-британец.

— Как странно, — заметил я. — Каким образом вдруг белый полицейский попал в регулировщики?

— Это «Грейт Истерн», Сэм, — объяснила Энни, — самый шикарный отель по эту сторону Суэцкого канала. Здесь собираются сливки белого общества. Вряд ли бы им понравилось, если бы им делал предупреждения индиец, когда они вываливаются, пьяные вдрызг, из отеля, как считаешь? Представь, какой бы вышел скандал.

Мы вошли в вестибюль, по размерам сравнимый с собором. Внутри все так и сверкало позолотой, повсюду сияли хрустальные люстры, а мрамора было больше, чем в Тадж-Махале. Энни не ошиблась, здесь действительно собрались сливки калькуттского общества: офицеры при полном параде, дельцы, юные модницы в атласе и шелках. Кругом стоял гул разговоров, и дюжина индийцев, служащих отеля, сновали среди высокопоставленных гостей, напоминая крошечных рыбок, суетящихся возле акул. Безупречно аккуратные в своей накрахмаленной белой форме, лакеи ждали в сторонке, готовые тут же прийти на зов, если кому-то из гостей понадобится освежить бокал или сменить тарелку, и снова слиться с обстановкой. Где-то рядом струнный квартет играл какую-то венскую ерунду.

— Не хочешь выпить перед ужином? — предложила Энни.

— Почему бы и нет, — согласился я. — Может, избавлюсь от вкуса бензина во рту.

Я прошел вслед за Энни по мерцающему коридору мимо модных лавочек при отеле, парикмахерской и чего-то, что выглядело как универмаг «Хэрродс», который упаковали, уменьшили и переправили в тропики. Коридор заканчивался двустворчатыми дверями с латунной табличкой, на которой значилось: «Уилсонс». Как и «Красный слон», бар своим неярким освещением и тусклой цветовой гаммой напоминал подвал. В углу тихо наигрывал на рояле индиец в смокинге, вдоль одной из стен через все помещение протянулась барная стойка. На дальнем ее конце стоял хилого вида бармен в форменной одежде, которая выглядела так, словно принадлежала кому-то на несколько размеров крупнее. Похоже, бармен был не очень загружен работой, поскольку клиентов в баре почти не было, лишь несколько человек медленно потягивали свои напитки. За укромным столиком на сиденье, обтянутом бархатом, молодая пара шептала друг другу всякую нежную чепуху. Бармен демонстративно натирал бокал клетчатым полотенцем и старательно делал вид, что не замечает нашего приближения.

Я постучал по стойке, чтобы привлечь его внимание, а Энни тем временем устроилась на одном из высоких барных стульев. Бармен продолжал возиться с бокалом на секунду дольше, чем это было необходимо, затем подошел к нам. На латунной табличке, прикрепленной к его рубашке, стояло имя — Азиз.

— Слушаю, сэр?

Я повернулся к Энни:

— Ты что будешь?

Та подчеркнуто неторопливо оглядела длинный ряд бутылок на зеркальной полке.

— Джин-слинг, — решила она наконец.

Я заказал ей джин-слинг, а себе попросил «Лафройг»[54].

Бармен коротко кивнул, налил мне виски и с угрюмым видом принялся смешивать коктейль для Энни.

— Какой приветливый, — заметил я.

— Правда же? — поддразнила она меня. — Я привожу сюда всех своих приятелей. Кто понравится Азизу, с тем иду на второе свидание.

— Я и не знал, что это твой друг, — сказал я. — Может, мне стоит и его угостить выпивкой?

— Лучше не надо, Сэм. Ему пить не позволяет религия.

— Странно, что он решил работать барменом.

— Мы все порой принимаем странные решения. Обычно из-за денег.

Азиз вернулся с джин-слингом и без единого слова поставил стакан на стойку. Я поблагодарил его, и он ответил кислой улыбкой.

Мы с Энни чокнулись и пересели за один из свободных столиков.

— Так ты расскажешь мне, что случилось? — спросила она, показывая на перевязь.

— А ты поверишь, если я скажу, что упал со слона?