И все же ночное происшествие не давало покоя рядовому Грейроку. На следующий день, воспользовавшись каким-то предлогом, он попросил отпустить его за пределы лагеря. Командир охотно дал ему пропуск в награду за стойкость накануне. Грейрок отправился туда, где ночью стоял на посту. Сказав часовому, что он кое-что потерял – что отчасти было правдой, – возобновил поиски человека, которого, как он считал, застрелил. Если же он только ранил незваного гостя, то надеялся догнать его по кровавому следу. Днем ему повезло не больше, чем ночью; обойдя большой участок и отважившись проникнуть на территорию, занятую солдатами Конфедерации, он спустя какое-то время устал и решил отдохнуть. Грейрок сел у корней высокой сосны, где увидел врага, и дал волю разочарованию.
Не нужно думать, будто неудача внушила Грейроку горькую, жестокую досаду. По его ясным большим глазам, четко очерченным губам и широкому лбу можно было сделать вывод, что характер у него совсем другой. Отвага сочеталась в нем с чуткостью, а бесстрашие – с совестью.
«Какое разочарование! – говорил он себе, сидя в золотистой дымке, накрывшей лес тонкой сетью. – Как жаль, что мне не удалось найти человека, встретившего смерть от моей руки! Жалею ли я, что лишил кого-то жизни, исполняя свой долг, а не нечаянно? И можно ли желать большего? Если нашим угрожала опасность, мой выстрел ее предотвратил; для того меня и поставили часовым. Нет, я в самом деле рад, если не лишил никого жизни без необходимости. Но я в сложном положении. Мне было плохо, когда командиры хвалили меня, а товарищи мне завидовали. Весь лагерь превозносил мою стойкость. Это несправедливо. Я знаю, что я не трус, но меня похвалили за конкретный поступок, которого я не совершил – или все же совершил? Все думают, что я отважно остался на посту и не открыл огонь, а ведь именно я начал стрельбу и не отступил вместе со всеми, потому что растерялся. Что же мне делать? Объяснить, что я увидел врага и выстрелил? Другие часовые говорили то же самое про себя, но им никто не поверил. А если я признаюсь, мои слова обесценят мою смелость, да к тому же меня еще сочтут лгуном… Брр! Положение не из приятных. Как же мне хочется найти его!»
С такими мыслями рядовой Грейрок, которого в конце концов одолела усталость, задремал под жужжание насекомых, которые роились над душистыми кустами. Интересы Соединенных Штатов отошли на второй план, и он заснул, рискуя попасть в плен. Ему приснился сон.
Ему снилось, что он еще мальчик и живет в далеком прекрасном краю на берегу большой реки. Вверх и вниз по течению ходят огромные пароходы; клубы черного дыма извещают об их приближении задолго до того, как они выходят из-за поворота. Дым виден еще долго после того, как пароходы скрываются из вида. Мальчик смотрел на пароходы, а рядом с ним неизменно находился тот, которого он любил всей душой и всем сердцем, – его брат-близнец. Они вместе бродили по берегу ручья, вместе гуляли по полям, которые лежали дальше от реки, или поднимались в горы и собирали там пряно пахнущую мяту и веточки душистого сассафраса. Дальше находилась Страна Догадок, откуда, глядя на юг, на тот берег большой реки, они иногда видели Зачарованную Землю. Вместе душой и телом, они, единственные дети овдовевшей матери, гуляли по тропинкам, залитым солнечным светом, по мирным долинам и неизменно видели каждый день что-то новое. Их золотые дни сопровождались еще одним чудом – пронзительной, звонкой песней пересмешника, сидевшего в клетке над дверью их домика. Песня пересмешника звучала постоянно, точно музыкальное благословение. Птичка радостно пела всегда; казалось, бесконечно разнообразные рулады вылетали из ее горлышка без труда. Пересмешник издавал звонкие трели, напоминающие журчание ручейка. Его простая, радостная песня казалась подлинным духом всей сцены, смыслом и разгадкой тайн жизни и любви.
Но наступило время, когда золотые дни потемнели от горя и слез. Их добрая мать умерла, домик на берегу большой реки сожгли, а братьев разделили между родственниками. Уильям (мечтатель) попал в многолюдный город в Стране Догадок, а Джона увезли на тот берег реки, в Зачарованную Землю, где, как говорили, живут странные и злые люди. После смерти матери Джону досталось то, что братья считали самым ценным, – пересмешник. Брат увез птичку в чужие края, и Уильям больше никогда его не видел. Однако часто, страдая от одиночества, он слышал песню пересмешника во сне, и ему всегда казалось, будто песня звучит у него в ушах и в сердце.
Родственники, которые взяли к себе мальчиков, были врагами и не поддерживали отношений. Какое-то время братья обменивались письмами, полными мальчишеской бравады и хвастовства новой, более интересной жизнью. Вначале они взахлеб писали о своих новых победах. Постепенно письма сходили на нет, а после того, как Уильям переехал в другой, еще более населенный город, переписка прекратилась. Но у него в ушах неизменно звучала песня пересмешника. Открыв глаза и всмотревшись в окружавший его сосновый лес, мечтатель понял, что не спит, потому что песня умолкла.