— Помилуйте, — взмолилась Вирджиния, — не могу же я покупать в один день сразу два этих ужасных стихотворения. Я уже купила одно сегодня утром. Честное слово.
Молодой человек запрокинул голову и расхохотался. Вирджиния тоже рассмеялась. Окинув его беглым взглядом, она подумала, что он много приятней своих товарищей по несчастью. Вирджинии понравилось загорелое лицо незнакомца и его мускулистая стройность. Она подумала было, что не худо бы найти ему работу, но в этот момент отворилась дверь, и от удивления Вирджиния напрочь забыла о проблеме безработицы — в дверях вместо дворецкого стояла горничная Элиза.
— А где Чилверс? — строго спросила Вирджиния, проходя в холл.
— Он уехал, мадам, со всеми остальными.
— С какими остальными? Куда уехал?
— Да в Датчет же, мадам, в загородный дом, как вы указали в своей телеграмме.
— В моей телеграмме? — растерянно спросила Вирджиния.
— А разве мадам не посылали телеграмму? Но я сама ее видела. Она пришла час назад.
— Я не посылала никаких телеграмм. Что в ней было сказано?
— Сейчас принесу, мадам, Она на столе.
Элиза подошла к столу, взяла листок бумаги и торжествующе вручила его хозяйке.
— Voila[121]
, мадам!Адресованная Чилверсу телеграмма была следующего содержания:
«Пожалуйста немедленно со всеми слугами отправляйтесь в загородный дом и подготовьте там все для приема гостей. Выезжайте поездом 17.49».
Ничего необычного в телеграмме не было; Вирджиния часто отправляла подобные послания, когда вдруг на нее накатывал стих устроить небольшой прием в своем поместье на берегу реки. Обычно она брала туда всех слуг, оставляя на Понт-стрит старушку для присмотра за домом. Поэтому Чилверс не усмотрел в телеграмме ничего подозрительного и, как добросовестный дворецкий, поспешил выполнить приказание.
— Я осталась, — пояснила Элиза, — чтобы помочь мадам собрать вещи.
— Что за глупый розыгрыш! — воскликнула Вирджиния, гневно отшвырнув телеграмму. — Вы же прекрасно знали, Элиза, что я собиралась в Чимниз. Я же предупреждала вас утром.
— Я решила, что мадам передумали. Ведь такое бывало прежде, и не раз, не правда ли, мадам?
Вирджиния вынуждена была улыбнуться в знак согласия. Она лихорадочно пыталась понять, кому понадобилось так возмутительно шутить. Элиза не замедлила выдвинуть собственную гипотезу.
— Mon Dieu![122]
— всплеснула она руками. — А если это злоумышленники? Воры? Послали фальшивую телеграмму, выманили из дому всех domestiges[123], чтобы ограбить нас!— Вполне может быть, — неуверенно согласилась Вирджиния.
— Да как же, как же, мадам! Нет никаких сомнений! В газетах каждый день о таком пишут. Мадам должны срочно позвонить в полицию — срочно, — пока они не явились и не перерезали нам глотки!
— Успокойтесь, Элиза. Они не станут резать нам глотки так рано — еще только шесть часов.
— Мадам, умоляю вас, позвольте, я сбегаю на соседнюю улицу за полицейским.
— Это еще зачем? Не говорите глупостей, Элиза. Пойдите наверх и соберите вещи для поездки в Чимниз, если вы еще этого не сделали. Новое вечернее платье, белое креповое и… да, пожалуй, и черное бархатное. Черный бархат — это как раз то, что нужно для политики, как вы считаете?
— Мадам просто неотразима в атласном eau de nil[124]
,— вставила Элиза. Профессиональная привычка взяла верх над страхом.— Нет, его не надо. Поторопитесь, Элиза, и будьте умницей. У нас мало времени. Я пошлю телеграмму Чилверсу в Датчет и перед отъездом попрошу участкового полицейского присмотреть за домом. Да перестаньте же вы закатывать глаза, Элиза. Если вы заранее так боитесь, то что с вами будет, когда кто-нибудь выскочит из темного угла и приставит вам нож к горлу?
Элиза дико взвизгнула и бросилась вверх по лестнице, нервно озираясь по сторонам. Вирджиния скорчила гримасу вслед убегающей горничной и направилась к кабинету, где стоял телефон. Предложение Элизы позвонить в полицейский участок было вполне разумно.
Отворив дверь, Вирджиния подошла к телефону, взяла трубку — и вдруг замерла. В большом кресле у окна сидел человек. В какой-то странной, неудобной позе. За треволнениями с фальшивой телеграммой она совсем забыла о визите шантажиста. Похоже, дожидаясь ее, он уснул.
Иронично улыбаясь, она подошла к креслу. И вдруг улыбка замерла у нее на губах.
Человек не спал. Он был мертв.
Она поняла это сразу, инстинктивно, прежде чем заметила маленький блестящий пистолет на ковре, бурое пятно вокруг аккуратной дырочки в пиджаке у самого сердца и отвратительно отвисшую челюсть.
Она замерла, прижав руки к груди. В мертвой тишине послышались шаги Элизы по лестнице.
— Мадам! Мадам!
— В чем дело?
Вирджиния быстро подошла к двери кабинета. Шестое чувство подсказывало ей, что нужно скрыть от горничной то, что произошло, — хотя бы пока, на какое-то время. Элиза наверняка закатит истерику, а Вирджинии нужно несколько спокойных минут, чтобы все обдумать.