Человек в лабиринте

Он встал с места, высокий, почти под потолок ресторанной капсулы, подошел к Марте и обнял ее. Внезапно вспомнил девушку своей молодости под калифорнийскими небесами, вспомнил, какая неистовая сила влилась в него, когда отвернулся от звезд к ней, теплой и покорной. Крепко прижал Марту к груди. Она смотрела с негодованием. Он поцеловал ее в кончик носа и в мочку левого уха. Она вырвалась из его объятий так резко, что едва не упала Боудмену на колени. Боудмен подхватил ее и поддержал.

Мюллер сказал:

— Видишь, каким должен быть мой ответ.

* * *

В этот день один из роботов достиг сектора Ф. До встречи еще есть время, убедился Мюллер, но времени¹ осталось немного. Остается только наблюдать и ждать здесь, в сердце лабиринта.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

 — Есть! — воскликнул Роулинг. — Наконец-то!

Робот передал изображение человека. Мюллер стоял, скрестив на груди руки, небрежно опершись на стенку. Высокий загорелый мужчина с выступающим подбородком и широким носом. Казалось, присутствие робота его не беспокоит. Роулинг включил фоно и услышал, как Мюллер произнес:

— Привет, робот. Для чего ты меня разыскал?

Разумеется, робот не ответил. Роулинг тоже не ответил, хотя мог бы откликнуться через робота. Стоя возле централи, он наклонился, чтобы рассмотреть получше. Утомленные глаза горели. Десять местных дней потребовалось, чтобы провести одного робота до центра лабиринта. При этом потеряли около сотни роботов, в среднем одного на двадцать метров трассы. Но им, можно сказать, везло, ибо возможности лабиринта по части коварства были прямо-таки неисчерпаемы. Люди, однако, удачно применяли мозг корабля и всевозможные сенсорные устройства, которые выявляли не только ловушки явные, но и большинство ловушек неожиданных. И вот сейчас цель достигнута.

Роулинг едва не шатался от усталости. Эту ночь он не спал вообще, контролируя самую ответственную фазу — переход сектора А. Хостин отправился спать, позднее — и Боудмен. Несколько членов экипажа дежурило в корабле и на централи, но среди них Роулинг был единственным гражданским лицом.

Он и раньше прикидывал, произойдет ли встреча с Мюллером во время его дежурства. Скорее всего — нет. Боудмен опасался, что в такой ответственный момент новичок у руля может все испортить. Его оставили на дежурстве, а он взял и подвинул своего робота на несколько метров дальше, и вот сейчас смотрит на Мюллера.

Роулинг вглядывался в его лицо, отыскивая на нем следы подавленности и мучений. О мучениях ничто не говорило. Мюллер жил здесь одиноко уже несколько лет, неужели это не оставило следов?

— И то — та скверная штука, которую сыграли с ним гидраны, — разве не отразилось на его лице? Насколько Роулинг видел — не отразилось.

Да, глаза Мюллера полны печали, а губы крепко сжаты. Но Роулинг ожидал чего-то более драматического, романтического — лица страдальца. А тем временем он наблюдал за лицом равнодушным, почти окаменевшим, лицом сдержанного сильного человека, уже немолодого. Мюллер поседел, одежда его была настолько потрепана: заметно было, что ее стирали. Но разве можно выглядеть иначе, прожив девять лет в таком изгнании? Роулинг хотел чего-то большего: теней под глазами, выражения горького разочарования.

— Для чего ты здесь? — между тем допрашивал Мюллер робота:

— Кто тебя прислал? Почему не уходишь?

Роулинг не посмел ответить. Он не знал, какой гамбит запланирован на этот случай. Он внезапно выключил робота и помчался бегом в палатку, где спал Боудмен.

Боудмен покоился под балдахином системы жизнеобеспечения. Ведь ему было по меньшей мере лет восемьдесят, хотя никто таких лет не давал, а единственный способ борьбы со старостью, это еженощное включение в свой регенератор. Роулинг остановился, несколько сконфуженный своим вторжением, когда старик спит в сети своих приборов. Два электрода, прикрепленные ремнем ко лбу, гарантировали нужное и здоровое протекание сновидений, освобождая разум от дневного утомления. Сверхзвуковой фильтр очищал артерии от осадков. Таинственная паутина, облепляющая грудь, регулировала выделение гормонов. Все это было подключено к корабельному мозгу и им управлялось. В оправе этой замысловатой системы Боудмен казался восковым манекеном. Дышал он медленно, ритмично, пухлые губы обвисли, щеки словно размякли и опухли. Глазные яблоки вдруг задвигались под веками — это означало какие-то видения в глубоком сне. «А можно его разбудить безболезненно?» — колебался Роулинг.

Он предпочел не рисковать. В любом случае не полагалось будить непосредственно. Роулинг покинул спальню и подсоединился к ближайшему выходу централи:

— Сон для Чарльза Боудмена, — распорядился Нэд. — Пусть ему приснится, что мы нашли Мюллера. И поэтому надо проснуться. Эй, Чарльз, Чарльз, ты нам нужен. Понятно?

— Принято к сведению, — ответил мозг корабля.

Импульс перелетел из палатки в корабельную централь, обрел необходимую форму и возвратился в палатку. Известие от Роулинга проникло к Боудмену через электроды на лбу. Довольный собою, Роулинг возвратился в спальню и ждал.