Человек за бортом. Полярная повесть

Все же она настояла на своем. В гостинице Никита принял горячий душ. Ванная комната в «Амбассадоре» хотя была и небольшой, но сияла белизной плитки, и из душевой лейки била тугая струя, такая, как любил Никита. Не то что на ледоколе, где едва сочились лишь жидкие струйки. С наслаждением искупавшись и побрившись, он снова почувствовал себя бодрым. Через час они вышли в город, бродили, крепко держа за руки, до самого вечера, забыв о времени, которое для них просто перестало существовать. Позже Никита даже вспомнить не мог, где они были, о чем говорили… К трапу Никита бежал, что хороший спринтер. Вахтенный матрос лишь укоризненно головой покачал, глянув ни часы, стрелка которых в этот момент сравнялась с цифрой «9», и, отмечая Максимова в списке, скомандовал: «Живо на борт!»

Через полтора месяца Никита получил от Вари коротенькую записочку – всего два слова: «Я беременна». Никита скомкал письмо, написанное в кубрике Варе, тут же взял маленький листочек и написал: «Счастлив! Счастлив!! Счастлив!!!».

– Вот именно так: с одним, двумя и тремя воскликами? – переспросил, улыбаясь Толик.

– Именно так, – подтвердил Никита, – с одним, двумя и тремя восклицательными знаками. И гляди, маркони, не перепутай.

– Ты же не перепутал, – двусмысленно хмыкнул радист.

На следующий день они входили в покрытое круглый год льдами невероятно соленое и глубокое – чуть не до полутора километров – море Дэйвиса, омывающее Берег Правды в Индийском секторе Южного океана. Именно на побережье этого моря в середине пятидесятых годов теперь уже прошлого, двадцатого века начала работать в Антарктиде постоянная советская станция «Пионерная», конечная точка плавания, до которой уже рукой было подать.

***

Трое суток воздушные лошадки – вертолеты К-32 отправляли груз на станцию «Пионерная». Лету от ледокола до станции было минут пять-семь, не больше, и огромные стрекозы сновали туда и обратно без устали, чтобы ледоколу как можно скорее отчалить – предстояло разгрузить еще три станции, «Пионерная» была в очередности второй.

Зимовщики разделились на две группы – одни грузили контейнеры на ледоколе, другие принимали их уже на станции. Никита оказался в первой группе и потому станцию видел только издалека. Попросив бинокль у одного из штурманов, он разглядел какие-то ветхие домишки, потом бинокль скользнул левее, и Максимов увидел огромную свалку, где громоздились мириады тонн ржавого железа. «Наверняка это задворки станции, или те самые старые строения, которыми давно уже никто не пользуется», – решил доктор. В его понимании прославленная станция, гордость советских полярников, никак не могла быть такой жалкой и убогой. И только на четвертый день, оказавшись непосредственно там, ошеломленный Никита увидел, что старые домики, необъятных размеров свалка, покосившаяся от времени электроэстакада – все это и есть та самая некогда легендарная «Пионерная».

Доктору и анестезиологу предстояло жить на втором этаже длинного двухэтажного дома, где располагалось их медицинское хозяйство. Здесь же, в соседних комнатах, поселились начальник станции и повар. На первом этаже была просторная кают-компания, она же в обед и ужин – и столовая, и кухня.

Анестезиолог Александр Тихонович Зубков первым делом принялся распаковывать свой невероятно огромных размеров чемодан, развешивая в шкафу брюки, сорочки, толстой вязки свитера, аккуратно складывая стопками белье. Каждую вещь, прежде чем упрятать в шкаф, он подолгу держал в руках.

Заглянув в комнату к коллеге и видя, что Зубкову сейчас ни до чего, кроме собственного шмотья, дела нет, Максимов отправился в медпункт, где он еще не был.

Поскольку все три дня разгрузки и погрузки он находился на ледоколе, то своего предшественника – врача станции видел лишь мельком, даже познакомиться толком не успели. Максимову хотелось о многом расспросить коллегу, но времени не оставалось, доктор, как ошпаренный выскочил из вертолета, куда тотчас велели садиться Максимову – «Академик Смирнов» уже отшвартовывался. И вот теперь, глядя на то, что, должно быть, и называлось медпунктом, Никита попросту впал в ступор. Повсюду царил невероятный беспорядок, на полу валялись пустые коробки из-под медикаментов, использованные шприцы, клочки ваты, обрывки бинтов, какие-то бумаги, да и просто бытовой мусор. Создавалось впечатление, что кто-то специально устроил весь этот погром.

Максимов, постучав, снова зашел в комнату анестезиолога, где увидел своего коллегу, с явным наслаждением потягивающего чай из тонкого стакана в старинном мельхиоровом подстаканнике. Чай, видимо, был очень горячим, доктор смешно вытягивал губы трубочкой, прихлебывая мелкими глотками и откусывая малюсенькие кусочки от шоколадного батончика.

– Александр Тихонович, я вас прошу, пойдемте в медпункт, – взмолился Никита. – Вы даже представить не можете, что там творится, помойка какая-то, а не медицинское учреждение! Ну просто Мамай прошел.