Человек за бортом. Полярная повесть

Укладываясь спать, Никита думал о том, что юношеские романтические мечты и реальная взрослая действительность далеки друг от друга, как космос от океанского дна. Да, ему, Никите Максимову, не пришлось бы заглядывать в брошюрку, доведись самому рассказывать о «Пионерной». Действительно легендарная, станция была одной из первых постоянно действующих советских станций в Антарктиде. Открытая в середине пятидесятых годов, «Пионерная» насчитывала до двухсот, а иногда и более, полярников, здесь были построены более двадцати домов, аэродром и даже обсерватория. Даже улица Ленина была, на которой установили мачту с флагом СССР. О станции писали самые популярные советские журналы и газеты, перед киносеансами ее показывали в «Новостях дня», даже изображали на почтовых марках. Лучшие советские артисты, писатели, поэты считали за честь выступить перед полярниками «Пионерной». Здесь проводились важнейшие метеорологические исследования. В советское время на станции было проведено более пятидесяти научных экспедиций… Но то, что Никита увидел сейчас, даже отдаленно не напоминало о былом величии. Впрочем, эти мысли его сейчас особо и не волновали. Он думал о том, что не работает рентгенустановка, что бестеневые лампы пришли в полную негодность, что так и не удалось обнаружить прибор для переливания крови. И в тревожном бесконечном сне той первой полярной ночи на станции «Пионерная» снилось доктору, что он, хирург Никита Максимов, делает операцию в полной темноте и все никак не может найти артерию больного. А за окном в это время продолжало светить солнце короткого полярного лета.

МЕСЯЦ ВОСЬМОЙ

«Па-а-а-дъе-ом! – истошным хриплым голосом завопил динамик. – Станция, п-а-а-дъе-ом!» Никита потер глаза, глянул на часы – пять утра. Ну так и есть, скотина безрогая радист, опять с перепою. Можно не сомневаться – он же, он вчера вечером к нему в медпункт заглядывал, канючил свое извечное: «Полакать есть чего-нибудь? У тебя же „шило“ есть, ну дай полакать, док, плесни спиртику хоть граммульку». Никита с ним не церемонился, брал за воротник и решительно выставлял за дверь.

Пал Палыч Шумейко после службы на Северном флоте остался работать радистом на Диксоне. Его постигла общая участь многих радистов того времени, когда безжалостная электроника сделала их профессию ненужной. Кое-как окончив компьютерные курсы для «чайников», он завербовался в Антарктику и с тех пор кочевал от зимовки к зимовке, став в своем роде достопримечательностью Южного полюса. По имени и фамилии его мало кто знал, но кличка Лакала была на слуху у всякого, кто хоть раз побывал в Антарктиде. При том что пил он ежедневно, умудрялся еще и в запои уходить. Во время запоев терял чувство реальности и времени. Как известно, сон алкоголика короткий и тревожный. Лакала мог проснуться в любое время суток и, поскольку в обязанности радиста входило объявлять подъем по станции, мог разбудить полярников в это любое время. Вот и сегодня вместо положенных восьми часов утра побудка прозвучала в пять. За окном тьма-тьмущая – полярная ночь, бесконечная, как ледовое пространство, была непроглядной, лишь в круговерти снежной метели бешено метались тусклые огни эстакады.

Никита попытался снова уснуть. Но сна уже не было. Он поднялся, поплескал на лицо холодной водой со льдинками, окончательно проснувшись, сделал зарядку, заварил себе крепкого горячего чаю и со стаканом в руке отправился в медпункт. Достал из стола небольшой календарик, который приобрел еще в Питере, хотел зачеркнуть очередное число, но оно уже было обведено фломастером. Как и все полярники, отсчет дням Никита вел не с первого числа месяца, а с того дня, когда началась экспедиция. Сегодня было ровно 250 дней с того момента, как ледокол «Академик Смирнов» отчалил из морского порта Санкт-Петербурга. А сколько же он на «Пионерной»? Торопиться было некуда, и Никита принялся считать. Вышло 148 дней. Неужели уже 148? Да нет, скорее – всего 148. Нахлынули неизбежные в такие минуты воспоминания.

***

В первые дни, убедившись, что помощников ему не сыскать, Никита принялся сам наводить порядок «во вверенном ему хозяйстве», вынес весь мусор, отскоблил стены, полы, шкафы, простерилизовал инструменты, рассортировал медицинские препараты. И вот тут-то его охватило настоящее отчаянье. Мало того, что не работала рентгенустановка, не включались бестеневые лампы, невесть куда подевалась (а по документам числилась в наличии) установка для переливания крови, так к тому же и большинство лекарств оказались с истекшим сроком годности. А ведь в Институте полюса его уверяли, что медсанчасть станции укомплектована всем необходимым, даже с избытком. Он с недоумением бесцельно вертел в руках упаковку с ампулами новокаина и думал о том, как можно обезболить, когда понадобится, этим мало пригодным препаратом…