Владимир Петрович Акимов с отличием окончил биологический факультет Воронежского педагогического института. Но лавры учителя молодого человека совершенно не прельщали. Уже на студенческой практике в школе он это понял совершенно отчетливо. Ученики на его уроках вытворяли, что хотели, бледнолицего рыжеватого студента отчего-то невзлюбили сразу, пакостили ему, как могли. То на стул кнопки острием вверх положат, то в классном журнале страницы пластилином залепят, то еще какую гадость учудят. И решил Володя податься в науку. Оказалось, что одного решения мало. Нужно было часами сидеть в публичной библиотеке, штудировать статьи не только советских, но и зарубежных ученых (а в английском дальше «вот из ё нэйм» Володя так и не продвинулся), изучать предложенную ему тему, делать самостоятельные выводы, обобщения, к чему Акимов был абсолютно не способен. Защиту диссертации он не провалил, так как до защиты его попросту не допустили. Научный руководитель прочитал творение своего нерадивого подопечного, красным карандашом выделил особые «перлы» и посоветовал незадачливому аспиранту поискать применение своих способностей на другом поприще.
Бывший сокурсник отправлялся в плаванье на научно-исследовательском теплоходе, увлек своими рассказами и Володю, благо в штатном расписании нашлось свободное местечко. В рейсе Акимову неожиданно понравилось. Числился он лаборантом, но не простым, а старшим, так что свою работу умело перекладывал на других и немало в этом преуспел. Потом потянулись экспедиции – одна за другой, на разных полюсах планеты. Работал он то сейсмологом, то гидрологом, или озонометристом. Все уже давно позабыли, что Акимов – бывший аспирант, который, по его легенде, взял академический отпуск, чтобы набраться практического и жизненного опыта. О нем заговорили как о человеке опытном, к тому же с весомым научном багажом, в итоге назначили начальником станции. Экспедиция на «Пионерную» была у него третьей в ипостаси начальника станции. Человек абсолютно бесхребетный, он уже понял, что главное ни во что не вмешиваться, ни с кем не конфликтовать; но и дружить тоже ни с кем не надо. Итогом любых коллизий на станции была его знаменитая фраза: «Вы люди взрослые, сами разберетесь». Ну а уж если совсем допекали, то тыкал пальцем в плакатик, напоминая, что полярник обязан выполнять все требования начальства.
Зимовщики быстро поняли, что от начальника мало что зависит и на самом деле все устраивалось как-то само собой. Лентяи ленились, пьяницы пили, трудяги работали. Одним словом, каждый жил своей жизнью. Кому-то такая жизнь нравилась, кого-то не устраивала – все едино. С полюса, как и с подводной лодки, не сбежишь. Даже до ближайшей от «Пионерной» антарктической станции «Дэйвис», где работали австралийцы, было не менее семисот километров.
Непреложной оставалась только утренняя расчистка снега. Наметало так, что пройти от домика к домику было невозможно. Поэтому снег выходили чистить почти все. Ну кроме тех, кто после вечерней пьянки попросту подняться не мог. К пьяницам на «Пионерной» большинство зимовщиков относились вполне терпимо. Ну, «болеет» человек, что ж теперь, шкуру с него спускать, что ли?
Единственное, в чем Владимир Петрович был тверд и непреклонен, так это в выдаче материальных ценностей. Вернее – в невыдаче. Еще с первой своей экспедиции, куда отправился он начальником, понял твердо: экономить надо на всем: на топливе, на продуктах, на любом ином расходном материале, даже на канцтоварах и на туалетной бумаге – тоже надо экономить. Зачем и кому нужна такая экономия, Акимов не задумывался. Так его проинструктировали когда-то в Институте полюса, и наставления высокого руководства он свято выполнял, твердо зная лишь одно: чем больше сэкономит, тем больше будет его личная премия при расчете. Именно эта экономия и стала причиной второй, и весьма обидной клички начальника станции.
Когда-то Акимову объяснили, что, по санитарным нормам, для одноразового употребления туалетной бумаги достаточно пятнадцати сантиметров. Какой кретин-иезуит сочинил эту инструкцию, Владимир Петрович не задумывался. В его обленившиеся мозги и мысль не могла прийти, что инструкцию мог придумать идиот. Инструкции для того и существуют, чтобы их не обсуждать, а выполнять. Так что любое возмущение либо недовольство Клюв пресекал на корню. Среднестатистическому человеку на два раза в день, стало быть, полагалось тридцать сантиметров, из такого расчета он туалетную бумагу и выдавал. Однажды в кают-компании, после обеда, Никита спросил, может ли он взять со склада туалетную бумагу, выделенная, мол, уже закончилась.
– Выдал все, что полагается по норме, – буркнул Клюв, не отрываясь от телевизора. ОН, кстати сказать, и на полюсе – правда, теперь только в помещении – так и ходил в полюбившейся ему фуражке-«мичманке».
– Да какая еще может быть норма?! – возмутился Никита. – Нас здесь так кормят, что животы день и ночь крутит. Мы и так уже все обрывки газет да всяких бумажек собираем, а вы тут про какую-то норму толкуете.