Ко всем своим прочим недостаткам был Топор еще и патологически ленив, даже готовить умудрялся сидя – явление среди поваров поистине уникальное. В помощники себе выбирал какого-нибудь выпивоху, который за стакан чистил картошку и выполнял иную работу по кухне. Чаще всего в помощники ему набивался водитель Мишка Худонин по прозвищу Вредитель. При росте примерно метр семьдесят пять было в нем почти 160 кило весу. Когда-то Худонин работал в милиции, точнее в службе медвытрезвителя. Обирал «клиентов», очищая их карманы. Выгнали. Долгое время бывший мент перебивался чем придется, потом затесался в одну экспедицию, в другую, так и пошло. За что бы он ни брался, все у него ломалось. Даже трактора, служившие десятилетиями и казавшиеся вечными, и то в его руках приходили в негодность. Вот только картошку он чистил виртуозно, тут ему не было равных. Ох, и любил же Вредитель картошечку, всем иным продуктам предпочитал, кажется, даже сырую бы жрал.
Пил ежедневно, потому и терся возле кухни, знал, что стакан водки или «шила» утром и стакан вечером Топор ему всегда нальет. Если на станции намечался какой-нибудь праздник, например день рождения, оживлялся Вредитель необыкновенно и организатором пьянок был поистине вдохновенным. Таким же вдохновенным был он и сплетником. Начальство, как известно, не любит сплетников, но обожает сплетни. Клюв-Засранец Худонина в душе презирал, но выслушивал внимательно. Бывший мент обстоятельно рассказывал, кто чего сказал про «высокое начальство», кто сколько выпил, кто чего в письме домашним написал – он и это знал. Полярники Вредителя обходили стороной, старались с ним общаться поменьше, но попробуй не общаться вовсе, когда долгими месяцами вместе жить приходится. К тому же в то место, куда без мыла лезут, он проникал так же мастерски, как водку пил и картошку чистил.
Отматерив повара, хотя и понимали – матери́, не матери́, а ничего не изменится, без бурды и вовсе ноги протянешь, – но хоть душу отвести можно, бывалые зимовщики предавались воспоминаниям. Никита уже знал: других тем у них нет. Как канадские лесорубы – в лесу о лесе, так и полярники на зимовке говорили только о зимовках. Хотя иногда и интересные эпизоды вспоминали. Особенно когда рассказывал эколог Михаил Борисович Гурфинкель, единственный еврей в экспедиции.
Когда-то, когда он еще только на первую зимовку попал, кто-то, видимо, знакомый с портняжным ремеслом, дал ему кличку Гульфик. Прозвище, как водится, и прижилось.
Когда Гурфинкеля спрашивали, кто с подковыркой, а кто и серьезно, как он, еврей, оказался на полюсе, Михаил Борисович не прямо отвечал, а отшучивался неизменным анекдотом: «Приходит еврей домой и говорит жене, чтобы срочно его шубу из шкафа доставала. Жена кричит: «Хаим, ты с ума сошел, какая шуба, сейчас же лето! «Не спорь, Сара, доставай шубу, я теперь полярник». – «Нет, ты точно свихнулся. С чего ты взял, что ты полярник?». – «А мне сейчас русский товарищ сказал в трамвае: „Куда прешь, хер моржовый!“».
По штатному расписанию числился Гульфик экологом. Специалист он был липовый, но, как сам шутил, экологию не засорял. Работу свою выполнял спустя рукава, потому что в первую очередь, и во вторую, и в десятую был он страстным и, надо сказать, очень хорошим фотографом. У него даже персональные выставки проводились. Отправляясь в очередную экспедицию, Гурфинкель непременно заключал договор с каким-нибудь журналом, предпочитая зарубежные, лучше, конечно, английские – у них гонорары самые высокие. Его полярные снимки, на самом деле живые и образные, публиковали охотно. С профессиональной фотокамерой не расставался ни днем, ни ночью. Глаз у него был наметанный, память и наблюдательность – отменные, всяких полярных историй знал множество.
Как-то в кают-компании рассказал такую байку. Когда легендарному советскому полярнику Ивану Дмитриевичу Папанину за исследования Арктики присвоили степень доктора наук, его пригласили в какое-то почтенное ученое собрание, где профессорам только чай наливать позволялось – все сплошь академиками были. И вот кто-то из академиков спросил Папанина, трудно ли управлять полярниками в условиях длительной зимовки. «Понимаете, – сказал Иван Дмитриевич. – Очень важно для начальника экспедиции понять характер человека. Он может быть ленивым, злым, а ты найди к нему подход. Это же как с детьми – ребенок капризничает, есть не хочет, а ты сумей его убедить, что эта каша самая вкусная на свете. Короче говоря, полярники – это те же дети, только с большим х…м, – добавил известный матерщинник Папанин, но, спохватившись и, увидев явное смущение ученых мужей, быстро поправился: – С большим членом».