Человек за бортом. Полярная повесть

– Да уж наверняка и куда повыше, – согласился Бойко. – Чтобы в таких масштабах воровать, нужно очень высокую поддержку иметь. Так сказать, обладать правом главной подписи.

– Да, братцы, вляпались мы по самое не балуй, – уныло констатировал Саня.– Но жить-выживать все же надо. Хотя бы для того, чтоб домой вернуться не инвалидом. И Никите людей лечить надо, так что давайте, действительно, подумаем, чем мы тут помочь сможем. Я, например, завтра на свалке редукторы поищу, а не найду, так на станке попробую сам выточить, кое-какой опыт имеется.

– А мы с Васей попробуем лампы для операций восстановить, – решил Иван Брылев.

– Как ты их восстановишь? – засомневался механик. – Тут первым делом усиленный кабель нужен. А его днем с огнем не сыщешь.

– А нам как раз ни день, ни огонь и не нужны, – усмехнулся Вася. – Вот полярная наша ночка в самый раз. Приглядел я тут на свалке один кабель да заныкал его подальше, чтобы больше на глаза никому не попался. А то, сто процентов, в конце экспедиции в металлолом сволокут. Вот и пригодится теперь.

***

Друзья слово сдержали – бестеневые лампы засияли ярким светом над операционным столом. Стол был таким же допотопным, как и сама ламповая установка, второй век уже отмерили. Но и стол мужики – на все руки мастера тоже подреставрировали, и хотя в своей антикварной старости выглядел он по-прежнему жалким и несуразным, но на него уже можно было положить больного без риска, что стол рухнет и развалится на части. На баллонах с анестезией прочно укрепились тяжеленные редукторы – Саня сдержал слово. И хотя проворачивались они с трудом, но все же проворачивались, черт возьми!

И вообще, это был один из самых счастливых дней доктора Максимова за все двадцать месяцев его полярной экспедиции. К тому же в этот день и от Вари пришло письмо. Она сообщала, что беременность проходит нормально, что дома у Никиты тоже все живы-здоровы, привет ему передают, вот только мама тревожится, как он холода переносит, все вспоминает, что Никитушка с детства морозов не любил…

На радостях решили устроить небольшой сабантуй. «Поляной» послужил операционный стол, хотя Никита кричал, что это кощунство, но его никто не слушал. Каждый вечер после ужина зимовщикам выдавали по куску колбасы, сыра и хлеб – это был завтрак полярников. Решили, что утром можно и чайком обойтись, а колбаска и сырок на закусь сгодятся. Бойко притащил заначку – бутылку водки. И хотя Никита всячески отнекивался, терпеть не мог спиртного, да и переносил его неважно, все же заставили и его сделать пару глотков, припугнув тем, что если не обмыть то, что сделано, то быстро сломается. Хорошо им было вчетвером в тот вьюжный вечер. Вот только, как всегда некстати, вломился Лакала – нюх и чутье его не подвели. «Полакать плеснете?» – спросил он с порога, увидев на столе бутылку. Но они сегодня добрыми были ко всему белому свету, плеснули и алкашу то, что на донышке оставалось, – пей, не жалко.

***

Первые месяцы по вечерам собирались в кают-компании, вернее, не собирались, а оставались после ужина. Травили всякие байки, играли в шашки, нарды, включали телевизор. Для начала высказывали повару все, что о нем думали. Да и было за что. Вот когда добрым словом вспоминали обильное питание на ледоколе и тамошних поваров, особенно знатные пироги тети Ани. Ерофеев же, мало того, что никакого специального образования не имел, готовить не умел напрочь, да и не стремился хоть как-нибудь повысить свое профессиональное мастерство. Притчей во языцех стала его «полярная похлебка» – Топор сам так назвал эту совершенно несъедобную бурду. Готовилось это с позволения сказать блюдо так. С утра на плиту ставилась кастрюля и сразу, в холодную воду, замешивалось то, что осталось со вчерашнего ужина – гречневая каша, макароны, картошка, остатки курицы, рыбы – без разбору. В вечернюю «похлебку», соответственно, шли остатки с обеденного стола. Бурда была омерзительной как по вкусу, так и по запаху. Однажды Никита увидел, как Топор швырнул в кастрюлю нечищеную рыбу и устроил ему разнос. Мерзавец повар понимал, что прокол слишком явный, огрызался вяло и даже обронил, что «такого не повторится». Понимал, что если дойдет до полярников, могут втихаря и бока намять.