«Старые гвардейцы» Гая Юлия были людьми самого разного происхождения, но Цезарь не взирал на их происхождение, поскольку в них во всех нуждался. Вертидий был еще ребенком проведен по Риму в триумфальном шествии, став затем из военнопленного рабом, со временем же, по прошествии целого ряда темных, не известных никому лет своей бурной биографии, стал войсковым поставщиком и обладавшим широчайшими полномочиями начальником всей обозной службы войска Цезаря в годы Галльской войны. Панса и Матий (или Маций) были выходцами из римского «всаднического» сословия. Подобно провинциалам Тровкиллу, Трогу и Галлу (у которого даже само имя говорило о его «варварском» происхождении), вошли сначала в секретариат проконсула, а затем, по мере служебного роста — в «негласный кабинет» диктатора. Секретарь Гая Юлия — Авл Гиртий — был не лишен литературных дарований. Именно он дописал за Цезаря его «Записки о Галльской войне» (а, возможно, был также автором некоторых других фрагментов «журнала боевых действий» проконсула, всегда перегруженного работой — не зря о Цезаре ходили слухи, наделявшие его способностью одновременно слушать, читать, писать и диктовать), и составил свод сообщений о ходе войне гражданской. Говорят, Авл Гиртий был невероятным обжорой и чревоугодником, опасным для всякого хлебосольного хозяина, ибо, явившись на званый обед или на пир по приглашению, мог запросто один слопать — «как за ухо кинуть» — все угощение, оставив всех других гостей и самого хозяина голодными.
Но не стоит думать, что Цезарь набирал себе сторонников только из числа «всадников». Нам с уважаемым читателем уже известно выдающееся положение, занимаемое его центурионами, и ловкость, с которой эти бывшие рубаки-солдафоны, щедро вознагражденные диктатором за верную службу, вписывались (или, говоря по-современному — «интегрировались») в социальную структуру римского рабовладельческого общества, умело приспосабливаясь к своим изменившимся жизненным обстоятельствам.
Присоединялись к Гаю Юлию и откровенные авантюристы, банкроты и азартные игроки. Цезарь платил за них долги, после чего они либо переставали быть авантюристами, банкротами и азартными игроками, либо исчезали из жизни своего благодетеля (да, скорее всего, и из жизни вообще). Тот факт, что Цезарь считался по своим взглядам «популяром», что он поднял оружие на господствующий олигархический режим, что его долгое время на полном серьезе считали «мятежником» и «бунтарем», что он охотно использовал в своей пропаганде старые, ходкие лозунги партии «популяров», не должен скрывать от нас той простой истины, что Гай Юлий принадлежал к «нобилитету», что он использовал свое происхождение и положение своей семьи для захвата власти, что он постоянно искал и постоянно находил себе союзников в рядах своего собственного класса.
Почти все легаты и военные трибуны, с чьей помощью Цезарь выигрывал битвы, были такими же «нобилями», как и сам «потомок Венеры». И все они (за несколькими исключениями) хранили своему «дуксу» нерушимую верность (в отличие от изменившего ему «вернейшего из верных» — Тита Лабиена, не являвшегося ни римским «нобилем», ни даже уроженцем Рима). Знатные молодые люди, явившиеся в свое время под знамена Гая Юлия, чтобы добиться воинских почестей и славы, и ныне, повзрослев, заматерев, были по-прежнему связаны с Цезарем узами дружбы (по-латыни — amititia).
Упрочив, наконец, свою единоличную власть над «Градом и миром», Гай Юлий стал всеми средствами искать (и находить) себе друзей среди прежних сторонников Помпея. По «Кассиевому закону», или «lеx Cаssia», некоторые сенаторские семейства плебейского происхождения были возведены в патриции. В данном случае «клементия» и деньги Цезаря слились в заманчивую «амальгаму», чарующему блеску которой многие не смогли противостоять. Некоторые древние патрицианские фамилии — Эмилии, Сервилии и другие — также стали сторонниками Цезаря — не в последнюю очередь благодаря влиянию былой «сударушки» диктатора — Сервилии, по-прежнему связанной с ним узами верной и сердечной дружбы, одинаково хорошо разбиравшейся как в политических, так и в денежных вопросах. Сервилия даже планировала женить своего сына Брута на дочери Цезаря — Юлии (что, между прочим, ставит под сомнение версию о зачатии Сервилией Брута от Цезаря — в тогдашнем римском «высшем свете», в отличие от египетского, подобные кровосмесительные связи приняты не были; исключения, вроде связей народного любимца Клодия Пульхра со своими сестрами, не были оформлены как брачные отношения), но Гай Юлий предпочел, исходя из высших для него, на тот момент, тактико-династических соображений, выдать Юлию за Помпея «Великого». Впрочем, расстройство Цезарем задуманного Сервилией брачного союза между Брутом и Юлией нисколько не поколебало ни верности Сервилии своему былому возлюбленному, ни ее веры в его выдающиеся таланты государственного мужа.
Верными сторонниками диктатора были также патриции Клавдий Нерон и Долабелла.