Человэльф

– Да, это я! – подтвердил он. – А ты моя… – Борис хитро подмигнул Катрионе и закончил: – … прекраснейшая из прекрасных Дульсинея Тобосская!

Катриона рассмеялась и погрозила ему пальцем. Борис налил еще хереса в чашки.

– Первую чашу мы выпили за жизнь, – сказал он. – А вторую мы выпьем за смерть! Помнишь эту песню? «И пройдя дорогою смертной тени, да не убоюсь я зла, ибо ты со мной, ты – свет, ты – любовь…»

– Нет, я не буду пить за смерть, – сказала Катриона. – Я буду пить только за жизнь после смерти. За ту, которая начнется, когда мы пройдем с тобой долину смерти, пусть даже врозь, если иначе нельзя, и снова встретимся – там, в другом мире. И будем жить и ждать нашего Человэльфа. Только пусть он не спешит присоединиться к нам. Мы подождем, правда? А пока, в ожидании его, будем наслаждаться друг другом. Ведь мы так и не успели насладиться нашей близостью по-настоящему в этой жизни и в этом мире.

– Ты думаешь, это будет? – тихо спросил Борис. – Жизнь после смерти?

– Разумеется, – глаза Катрионы были ясны, как небо на восходе солнце в летний погожий день. – В этом ли мире или в другом – но обязательно будет. А иначе зачем все это было?

Борис подумал и кивнул.

– Да, ты права, – сказал он. – Но даже если нет… Знаешь, я ведь уже привык умирать. Так что мне будет не страшно.

– И сколько раз ты уже умирал, милый? – улыбаясь, спросила Катриона, с любовью глядя на его серьезное лицо.

– Если не считать смерти моих близких, когда я тоже как будто умирал вместе с ними, то каждый раз, когда засыпал, – ответил он. – Каждую ночь, а иногда даже и днем. Но если отбросить дневной сон, то… Триста шестьдесят пять ночей в году… Умножаем на прожитые мной… Возьмем для простоты счета двадцать лет… Итого… Семь тысяч триста раз! Ну, пусть будет восемь тысяч. То есть именно столько раз я умирал, потому что сон – это та же смерть. Но кратковременная. А смерть – тот же сон, но только вечный. Но ведь я же не боюсь засыпать! Наоборот, радуюсь, что отдохну от дневной усталости и даже увижу, быть может, чудесные сны. Как будто сходил в кинотеатр на ночной сеанс. Так почему же я должен бояться смерти и ее сновидений? Нет, я не боюсь тебя, безносая старуха! Ты просчиталась. Я и тебя вызываю на дуэль!

Борис вскочил и сделал выпад, как будто пронзая невидимого противника несуществующей шпагой, которую он сжимал в руке, и, как завзятый дуэлянт, подняв вторую над головой.

– На смертный бой! – воскликнул он. – За мою прекрасную даму!

– А если год високосный? – спросила Катриона, с улыбкой наблюдая за этой сценой, как любящая мать за расшалившимся ребенком.

– Что? – не понял ее Борис. – Ты это о чем, любимая?

– Если год високосный, то одна ночь добавляется. И тогда надо двадцать лет… Которые мы возьмем для простоты счета… Умножить уже на триста шестьдесят шесть ночей. Итого будет… Ну, это не важно, сколько. Может быть, вместо того, чтобы упражняться в математике, мы выпьем еще вина? Оно чудесное!

Борис наполнил чашки, и они выпили.

– А ты знаешь, сколько раз за свою жизнь умирала я? – задорно спросила Катриона. И погрозила ему пальцем. – Нет, я не скажу тебе! А то вдруг ты меня разлюбишь. Вы, мужчины, любите только молоденьких девочек. Глупцы! Ты не ведаешь, как умеет любить эльфийка в свои… Впрочем, это тоже не важно. И вообще, как тебе не стыдно! Говорить со мной о моем возрасте – это просто неприлично с твоей стороны! Ну, поцелуй же меня, милый мой человек! И, быть может, я тебя прощу…

Они болтали и смеялись так, будто впереди у них была целая вечность. Но у них не было даже одной ночи. Уже к полуночи свеча догорела.

И за ними пришли.

Глава 26

Кладбище Вайссензее занимало территорию площадью сорок два гектара. Оно считалось крупнейшим еврейским кладбищем Европы и выдающимся культурно-историческим памятником. Начиная с 9 сентября 1880 года, когда кладбище Вайссензее было торжественно открыто на деньги Еврейской общины Берлина, здесь были похоронены более ста двадцати тысяч человек. И теперь к ним добавилась одна эльфийка.

В этот день, как обычно, поток родственников умерших и просто романтически настроенных туристов был обильным, но немногословным. Тихо перекликались птицы. Цвели ландыши. Мраморные и гранитные памятники выстроились ровными рядами, прячась в зарослях и тени деревьев. Склонив голову, Фергюс с младенцем на руках стоял у надгробной плиты из черного камня с надписью: «Арлайн Эльф. Вечно любимая жена, мать и бабушка». А дальше шли годы рождения и смерти. Чтобы не привлекать внимания, количество лет, прожитых Арлайн, было уменьшено втрое. Некоторые люди доживали до столь преклонного возраста.