Человэльф

Фергюс выполнил обещание, данное Арлайн. Он вернулся в клинику Вестенд. Но нашел Арлайн не в ее палате, а в морге. Ее уже хотели отправить в крематорий, как поступали со всеми безродными и бездомными жителями Берлина, за чьими телами никто не обращался. Но он настоял на своем дальнем родстве с умершей пациенткой. И Фергюсу отдали ее бездыханное тело, с кожей голубоватого оттенка, с безмятежным выражением на красивом даже после смерти лице. При жизни оно не было таким умиротворенным. Смерть принесла Арлайн долгожданный покой.

В тот же день он договорился с одним из похоронных бюро, что Арлайн похоронят на кладбище Вайссензее, которое иначе еще называли Бейт ха-Олам, городом вечности. Здесь было так много могил, что никто бы не нашел новое захоронение, если не знал точно его дату и место. Это давало уверенность, что Совет ХIII, если ему удастся проследить путь бегства Фергюса, не сможет узнать, где нашла свое последнее пристанище эльфийка, когда-то бывшая его невестой.

Фергюс знал, что дух Арлайн витает где-то неподалеку от места захоронения ее тела. И так будет еще сорок дней. А потом она обретет свое новое воплощение или вечный покой. Поэтому он принес сюда их внука, чтобы Арлайн могла увидеть его и порадоваться вместе с ним, Фергюсом, какой он здоровый, красивый и безмятежно-счастливый в своем младенчестве. Внук спал, по своему обыкновению. Он был сыт. Фергюс научился кормить его из бутылочки с соской искусственной смесью. Это было совсем не то, что настоящее грудное молоко, но крошка Эльф, лишенный с момента своего появления на свет матери, не знал, какое оно на вкус, и с удовольствием хлебал это месиво. Фергюс дал себе слово, что материнское молоко – это единственное, чего его внук будет лишен в своей жизни. И гарантией этого было то, что свою собственную жизнь Фергюс собирался посвятить ему. И, разумеется, все свои деньги. А он был очень и очень богат, по человеческим меркам. Немного бы нашлось на земле людей, которые имели состояние большее, чем у него.

– Спасибо тебе, Арлайн, – произнес он тихо, чтобы не разбудить внука. – Ты принесла мне много горя. Но и огромное счастье. Мы будем помнить тебя. Я и Эльф.

Младенец сонно гукнул, и Фергюс заторопился уйти. Крошка Эльф мог проснуться и потребовать есть. А бутылочка с соской, которую Фергюс носил постоянно в кармане, была уже почти пуста. Внук выхлебал ее перед тем, как заснуть. И, кроме того, пора уже было ехать в аэропорт.

Такси ожидало их у ворот кладбища. И сразу тронулось с места. Фергюс заранее предупредил водителя, что после кладбища они едут в аэропорт. Через два часа начиналась регистрация на их рейс.

Самолет должен был доставить Фергюса с внуком сначала в Лондон, потом в Мадрид, затем в Дели и далее по маршруту, который включал в себя десяток крупнейших городов мира. Это делалось на тот случай, если Совет ХIII все-таки будет искать Фергюса. Эльф старательно запутывал следы. О конечной цели их путешествия знал он один. Но даже не думал о ней, чтобы кто-нибудь, пусть даже невзначай, не смог прочитать его мысли.

В эти дни Фергюс стал еще более осторожен, чем обычно. В низко надвинутом на глаза кепи с большим козырьком и длинной кожаной куртке, скрывающей его по-юношески стройную фигуру, энергичный, порывистый, молчаливый, старавшийся держаться незаметно, он выглядел значительно моложе, чем прежде, и был неузнаваем для тех, кто знал его раньше.

Фергюс беспокоился не за себя, а за внука, жизнь которого ему была дороже собственной.

Глава 27

Ненависть Лахлана к Алве усиливалась с каждым днем. Она откровенно насмехалась над ним днем, а по ночам закрывала свою спальню на замок, который приказала врезать в дверь администратору гостиницы. Эльф давно уже был лишен радостей супружеской жизни. И, как будто одного этого было недостаточно, он жил в постоянном страхе. Он боялся, что однажды Алва уйдет от него. И он, Лахлан, останется беззащитным перед гневом эльбста Роналда и местью кобольда Джеррика. Он лишится поста премьер-министра, а то и жизни.

В один из дней Лахлан неожиданно понял, что бояться он перестанет только тогда, когда Алва умрет. Это была такая простая мысль, что Лахлан сам удивился, почему она не пришла к нему раньше.

– В конце концов, это вопрос самовыживания, – убеждал сам себя Лахлан, рассуждая на эту тему. – Или она, или я. Кто-то из нас должен умереть, чтобы другой смог продолжить жить. И почему не Алва?

Для него самого ответ был очевиден.