Человэльф

Оставалось выбрать, как Алва умрет. Например, она могла попасть под машину. Или, наоборот, погибнуть в автодорожной катастрофе, сидя за рулем автомобиля. Принять яд. Застрелиться. Просто исчезнуть – уйти из дома и не вернуться, как это бывает с людьми, и тогда их объявляют пропавшими без вести, но, как правило, не находят. Вариантов было множество. Недостаток в них был один – это он, Лахлан, должен был подстроить дорожно-транспортное происшествие, поднести дуло пистолета к ее виску или заставить ее принять яд. А как это сделать, он не знал. Наверное, ему мог бы помочь Грайогэйр. Но в последнее время Лахлан перестал ему доверять. Надо было рассчитывать только на себя.

Он старательно думал. Посвящал этому все дни, делая вид, что работает в своем посольском кабинете, и все ночи, которые он проводил в одиночестве и бессоннице, слушая, как в соседней комнате жарко мечется в постели абсолютно голая, он знал это, Алва. И однажды это пришло к нему, как озарение.

Уже на следующий день, по его требованию, Лахлану сделали дубликат ключа от замка, на который Алва закрывала свою комнату на ночь. Он сказал администратору гостиницы, что ключ потерялся, может быть, случайно где-то выпал из кармана. Его самого позабавило, как уверенно он лгал. И никто не усомнился, что именно так все и произошло.

Сжимая новенький блестящий ключ в потном от волнения кулаке, он с нетерпением ждал ночи. Ночи, которая должна была стать последней для Алвы. И она пришла.

Алва вернулась, по обыкновению, очень поздно, почти под утро. Не беспокоясь, что разбудит мужа, прошла в свою комнату, включая по пути свет, чтобы не споткнуться в темноте о мебель. Стукнула дверь. Щелкнул ключ в замке. Послышался звук снимаемой одежды. Тяжелое пьяное тело упало на кровать. Вскоре раздалось хриплое дыхание, иногда прерываемое храпом. Алва заснула.

Лахлан все это время лежал с закрытыми глазами в своей кровати, неизвестно зачем притворяясь спящим. Сердце его взволнованно билось частыми болезненными толчками. Необходимость лежать неподвижно угнетала, но он терпел, кусая губы. Ключ, зажатый в кулаке, вонзился в ладонь и причинял невыносимые страдания. Услышав храп Алвы, он с облегчением вздохнул, поднялся и достал из-под подушки веревку, которую приготовил заранее. Она была толстой, прочной и мягкой. На одном конце ее была петля, размер которой легко уменьшался или увеличивался. Лахлан не менее сотни раз за этот день проверил это.

Он подошел к двери спальни Алвы, прислушался. Затем всунул ключ в замочную скважину и повернул его. Новенький ключ с трудом и громким скрежетом, который напугал его до обильно выступившего на лбу пота, открыл замок. В комнате горел ночник с красной лампой, отбрасывающей нервные окровавленные тени по углам и на потолок. Лахлан вошел, зачем-то притворив за собой дверь, словно опасаясь, что за ним могут подсматривать. Приблизился к кровати. И увидел Алву.

Она лежала на животе, совершенно голая, широко раздвинув ноги, поверх атласного одеяла. У нее были роскошные соблазнительные бедра. Даже сейчас Лахлан невольно залюбовался ими. Затем он нерешительно подошел ближе. Поднял веревку, но не смог накинуть ее на шею Алвы. Прежде необходимо было приподнять ее голову. Он просунул руку под ее щеку. Кожа была мокрой и липкой от слюней. Лахлан содрогнулся от отвращения, словно дотронулся до мерзкой жабы, инстинктивно отдернул руку и увидел широко открытые глаза Алвы. Она проснулась от его грубого прикосновения.

В глазах Алвы не было страха. Может быть, потому что она не видела веревку в руке своего мужа, которую он торопливо завел за спину.

– Пошел вон, – сонно пробормотала Алва. – Мозгляк!

– Ты не можешь так со мной обращаться, – жалобно произнес Лахлан, жадно глядя на ее тело. – Все-таки я твой муж.

– Иди к своей шлюшке, – ухмыльнулась Алва. – И не забудь по пути навестить своего бастарда.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – слезы жалости к самому себе навернулись на глаза Лахлана. – Ведь мы всегда так хорошо ладили с тобой, Алва, дорогая!

– Баста, – пьяно икнула Алва. – Я не собираюсь больше отмывать грязные следы твоих потных ладошек со своей задницы. Убирайся! Или завтра я пожалуюсь на тебя Джеррику. А, может быть, даже и Рону. Ты, жалкий эльфишка, не смеешь пользоваться тем, что принадлежит им. Вон, я сказала!

Последнюю фразу она уже не произнесла, а прокричала. Ее визгливый крик могли услышать даже в коридоре, через закрытые двери. И Лахлан струсил. У него сдали нервы. Он торопливо вышел из спальни и снова закрыл ее на ключ. Ключ оставил в замке, не подумав, что Алва не сможет открыть дверь изнутри. Да сейчас ему это было и безразлично.

Из-за закрытой двери доносились непритойные выкрики, которые извергала из себя пьяная Алва.