Он прошел в свою комнату. Здесь на большом крюке под потолком висела огромная люстра с множеством хрустальных подвесок. Пахлан поставил стул под люстру, взобрался на него. Привстав на цыпочки, дотянулся до крюка. Накинул на него веревку, свесившийся конец скрепил узлом. Петля, которую он приготовил для Алвы, закачалась на уровне его головы. Лахлан посмотрел на нее непонимающим взглядом, взял в руки и накинул себе на шею, с натугой продев через голову. Затем шагнул со стула.
Какое-то время они качались все вместе – крюк, веревка, люстра и Лахлан. Затем крюк вырвало из стены под непосильной тяжестью. Упав на пол, металлический крюк глухо звякнул, люстра зазвенела осколками, Лахлан застонал от ушиба при падении.
Он еще долго лежал на полу, давясь слезами и размазывая их вместе с вытекающими из носа зелеными соплями по лицу.
Глава 28
По настоянию матери большую часть времени Крег проводил в подземелье, которое он когда-то прорыл от маяка до валуна на берегу. Здесь было мрачно, сыро и дурно пахло, но зато безопасно для него, а это перевешивало все неудобства. Во всяком случае, в глазах Скотти.
Она опасалась нежданных гостей, которые могли бы увидеть Крега либо в башне, либо гуляющим по острову. Или даже заподозрить, что Скотти и Аластер не единственные обитатели маяка на острове Эйлин Мор. Ее тревогу в первое время подогревали частые визиты Грайогэйра. И даже когда они прекратились, ничего не изменилось, материнское сердце Скотти не успокоилось. Оно надсадно ныло в предчувствии беды, ни днем, ни ночью не давая ей покоя.
Казалось, что о существовании Крега все забыли, занятые поисками главного смотрителя и Катрионы. Но Скотти знала, что это временное забвение и очень непрочное. В любой момент кто-нибудь из членов Совета ХIII мог вспомнить о нем и потребовать найти во что бы то ни стало. А если бы расспросили Аластера, то могли узнать и от него, что Крег не покинул остров Эйлин Мор. Маленький домовой, который жил только своими картинами и своим прошлым и нимало не заботился о настоящем дне и о хлебе насущном, был способен выложить, как на духу, первому встречному все, что знал. Главное было его не прерывать и внимательно слушать. Иногда Скотти даже испытывала желание убить своего мужа, лишь бы он замолчал и сохранил ее тайну. Она пугалась этих злых мыслей и гнала их прочь, но они снова и снова возвращались к ней, и с каждым днем все чаще.
Крег скучал по своей работе, а еще больше по любимому маяку. Он тяжело переживал потерю алмазов, но не из-за их ценности как таковой, а потому что был лишен возможности осуществить свою мечту и выкупить маяк. Ему даже в голову не приходило, что его мечта была мертворожденной. Часто он думал о том, что со временем сможет начать снова копить и даже когда-нибудь заработать достаточное количество денег. Крег был еще сравнительно молод и не собирался заводить семью, которая требовала бы больших затрат. Сам он мог жить впроголодь и тратить сущие гроши на жизнь, а то и без зазрения совести жить на иждивении матери. Он был не требователен, как аскет, и абсолютно лишен совестливости, когда речь шла об удовлетворении его прихотей. Впрочем, прихоть у него была только одна – маяк на острове Эйлин Мор. Но, к его великому сожалению, очень дорогостоящая.
Чтобы не расстраиваться понапрасну, бродя, как отвергнутый любовник, бесцельно по маяку, который уже не нуждался в нем, переведенный на автоматический режим, Крег сам предпочитал выходить из подземелья как можно реже. Сначала это его угнетало, но постепенно он привык. Он обжил подземный ход, как до этого свою крошечную комнатку в башне маяка, и тот уже не казался Крегу таким затхлым, сырым и пропахшим прелой землей и мышами. Это был, конечно, не «home sweet home», который так дорог любому домовому, но со временем мог бы им стать.
Днем Крег в основном спал, а по ночам часто бродил по острову, выбираясь из подземелья. Но он любовался не на звездное небо, а на светящийся прожектор маяка. Ему казалось, что тот светит не для кораблей в море, а для него, Крега.
В эту ночь дул сильный ветер, море волновалось, часто накатываясь на берег. Крег, сидя в подземелье, чувствовал, как сотрясают остров мощные удары волн. Он думал, куда пойти сначала – в башню или на скалу, с которой открывался самый лучший вид на маяк. Он выбрал скалу.
В отверстие, которым заканчивался подземный ход, сочилась морская вода. Волны бились о валун, нависающий над норой, стекали по нему и проникали под землю. Крег поежился от сырости, но все-таки, раздвинув руками влажную траву, высунул наружу голову, затем плечи. Подтянувшись на руках, выбрался по пояс. И в это мгновение очередной волне удалось то, что тщетно пытались совершить ее предшественницы все минувшие века – она сдвинула камень.