Человэльф

Досмотрев до конца эту сценку, мужчина достал из внутреннего кармана пальто большие круглые часы на цепочке. Любой сведущий антиквар сразу же определил бы, что это часы марки Breguet, но не современные, стоимостью каких-то 700-800 тысяч долларов, подобно Breguet 1907BA/12, а изготовленные лично часовым мастером Абрахамом-Луи Бреге, иметь которые в свое время почитали за честь даже императоры. Говорить об их стоимости не имело смысла, они были бесценны.

Мужчина открыл крышку своего Breguet, с удовольствием прослушал тихую мелодию и только потом взглянул на циферблат. Было уже два часа пополудни. Он положил часы обратно во внутренний карман, поднялся с лавочки и пошел к воротам монастыря. С каждым шагом мужчина шел все быстрее. Тем не менее, выйдя за ворота монастыря, он еще какое-то время постоял у большого пруда, созерцая его безмятежную гладь, в которой отражались облака. Если он и спешил, то явно не потому, что опаздывал.

Мужчина прошел по проложенной по берегу пруда аллее к белокаменному мосту, а через него к скверу, сразу за которым было построено небольшое здание. В нем располагалась частная школа, которая считалась самой престижной и дорогой во всей Москве. А это говорило о многом. Москва была одним из самых дорогих городов мира, уступая разве только Токио и Нью-Йорку. Но тот, кто мог себе позволить узнавать время по часам Абрахама-Луи Бреге, не скупился, когда речь шла об образовании его любимого и единственного внука.

Здание школы было солидным на вид, но малоприметным, как все подобные заведения, не зависящие от моды и рекламы благодаря своей репутации. Оно почти скрывалось за густыми кронами деревьев, обступавших его со всех сторон, а те, в свою очередь, прятались от шумной пыльной улицы за массивной кованой оградой, пройти через которую могли только учащиеся школы по особым пропускам с электронными чипами. В единственных воротах этой ограды, не менее крепкой и надежной, чем стены Новодевичьего монастыря, стояли два дюжих охранника, живо напоминавших мужчине мифологических гекатонхейров, которые некогда победили самих титанов, а затем стали их стражами в мрачном Тартаре.

Вообще-то Фергюс лучше относился к титанам, которые восстали против верховного бога-олимпийца Зевса. Но когда речь шла об охране его внука, он все-таки предпочитал сторуких пятидесятиголовых великанов, которые у древних греков олицетворяли природные стихии и на века прославились своей бдительностью.

Да, это был Фергюс, однако сменивший не только свой прежний образ жизни и место жительства, но даже имя и облик. Теперь его звали Федор Иванович Борисов, по паспорту он был коренным жителем Москвы и, по меньшей мере, на пару сотен лет моложе своего истинного возраста.

Купить документы было просто. Измениться самому оказалось намного тяжелее. Для начала Фергюс, несколько лет назад, сделал пластическую операцию в одной из лучших мировых клиник. Затем избавился от некоторых своих старых привычек и приобрел новые. Фергюс перестал смотреть на людей с подозрением и ненавистью и ступать по земле так, словно делал ей одолжение. Зато он был готов выполнять любые прихоти своего внука, часами гулять с ним в парке аттракционов и до головокружения вертеться на «чертовом» колесе.

За минувшие годы Фергюс почти очеловечился и редко вспоминал, что он эльф. И все это произошло благодаря его великой любви к своему внуку, в которой он растворился без остатка и, казалось, даже начал светиться изнутри, как алмаз в солнечном свете.

Мальчику уже исполнилось восемь лет. В свидетельстве о рождении было записано, что его зовут Альфред Иванович Борисов, и указан истинный возраст. Альфред думал, что он человек. Фергюс собирался открыть внуку тайну его рождения не раньше, чем в день совершеннолетия. И тогда же отдать медальон с изображением его бабушка Арлайн, которая была похожа на его мать Катриону, как схожи между собой две капли родниковой воды. А пока он носил медальон сам, на груди под рубашкой.

Они жили вдвоем, без прислуги, в старинном доме на одной из самых аристократических в прошлом улиц Москвы, которую еще в ХVII веке царь Алексей Михайлович, отец императора Петра I, велел переименовать из Большой Чертольской улицы в Пречистенку, смутившись ее названием. В окна их просторной квартиры с высоченными потолками был виден Новодевичий монастырь. И в многомиллионной разноязыкой Москве этот тихий микрорайон мог считаться островом, где запросто затерялись бы не только эльфы, но даже марсиане или ангелы, спустись они однажды с небес на землю.