Чем пахнут звёзды

Вновь купленные валенки дед собственноручно подшивал – ставил им некие заплатки на задниках, чтобы край резиновых галош не протер в валенке дырку раньше времени. Дед сидел такой уютный-уютный на полу, в дурацких, в трех местах перекрученных резинкой очках огромным шилом прокручивал дырку в валенке и чуть меньшего размера иглой прокладывал стежок. Еще дырка, еще стежок…обязательно рассказывая что-то вслух, если его кто-то слушал. Или разговаривал «про себя», если никто не слушал, но так, что слышали это «про себя» всё равно все.

На мягких валенках в процессе но′ски такие же заплатки (такие же кожаные, цвет не всегда совпадал) ставились в самых неожиданных местах – там, где образовывались дырки. Примерно через месяц валенки становились «своими»: явно отличался левый от правого, проявлялись все недостатки походки владельца.

Особенно ценились белые валенки, они, по-моему, даже стоили чуть дороже. Ну, и конечно, истинные модницы носили валенки без галош. Это было возможно только в морозную погоду, понятно.

Отчетливо-отчетливо-отчетливо помню Новогоднюю ночь наступающего 1971 года. Мне четырнадцать, первый Новый год без мамы. Что было под бой курантов – не помню, наверняка – ели, что-то пили.

Помню – дальше. Я на улице одна, на улице, кроме меня – никого вообще. Небольшая поземка, рыхлый новый легкий снежочек крутится на укатанной плотной скользкой дороге. Я в валенках – естественно, в белых! Естественно, с отворотами! Естественно, без калош! Бегаю по этим дорогам, разговариваю с мамой на небесах, пою ее любимую «Вишневую шаль»…и пла′чу, пла′чу, пла′чу…

Шли лихи

К словам я, сколько себя помню, относилась трепетно. Вот, например, песня из репертуара Эдуарда Хиля, о романтике походов, палаток, костров. Слова:

«Что у вас ребята в рюкзаках? Мыло, полотенце, и рубашка,

На боку наполненная фляжка, яблоко хрустящее в руках.»

И я до хрипоты, до судорог в горле, горячась и возбуждаясь сверх меры, доказывала всем, что нужно петь «яблоко хрустящее в зубах». Казалось бы, какая разница – в руках, в зубах?

– Но как же, как же узнать, что оно хрустит, если держать яблоко в руке? – выкрикивала я, чуть ли руки не заламывая от отчаяния, что никто, абсолютно никто меня не понимает.

А вечером, ворочаясь в кровати, я вопрошала у темноты и другое:

– «Что у вас, ребята, в рюкзаках» спрашивается, а отвечают про яблоко, которое в руке! А должно быть в зубах! И я представляла крепкое, сочное хрустко откусываемое яблоко, и рот мой заполнялся слюной.

Но это еще что! Помните эти песни, записываемые от руки в песенник?

«Я росла не в час разлуки, говорил, наверно, князь», – читала я и уверяла автора, что что-то здесь не так. Почему князь говорит о себе в женском роде и что за час разлуки?

– А как, а как? Раз такая умная, скажи!

Нет, и я не знала тогда, что князь, прощаясь, говорил Ярославне: «Хмуриться не надо, Лада!»

А пресловутые «Шли лихи и эскадроны» пелись, вероятно, каждым детским хором, но мало кто задумывался, что это за лихи такие, и куда они шли?

Став старше, я начала понимать, что если петь, поспевая за музыкой, «Я узнала цену рая, ад вкусив в раю», иначе, чем «откусив в раю» не пропоешь, поэтому и теперь читаю свои рассказы вслух скороговоркой, вылавливая сложные к прочтению места, когда слова мешают друг другу. Не всегда получается, к сожалению.

Дельфиниум