Через пропасть в два прыжка

— Ну… — несколько раздраженно начал Вашко, снова подергивая себя за усы. — Ты, в смысле, ботинок? А какие сомнения? Конечно, не босиком ходит. Только, что искать? Вот, около вешалки — штиблеты валяются. Сам посмотри, если не веришь?

— Искать что? — криминалист бережно передал из рук в руки темную пленку с серебристым узором. — «Саламандру»! Размер — 40–41… Новые, с небольшим изъяном на подметке. Видишь, у самого мыска щербина, на птичку похожая? Это, вне всякого сомнения, особенность индивидуальная. Теперь смотри еще: след не один, второй такой же, правда, хуже отпечатавшийся, расположен непосредственно у ножки серванта — человек подошел и стоял лицом к стеклу.

— …и ставил урну на полку! — подытожил раньше времени Евгений.

— Этого я не сказал, — осуждающе посмотрел на Лапочкина эксперт. — Он просто стоял у серванта. Вот если найдем его пальцы на урне, тогда ваша версия, дорогой коллега, будет вероятна…

— Слушай, что я скажу, — произнес тихо Вашко себе под нос. — У нашего автолюбителя никакой «Саламандры» не было и в помине. — Он задумчиво мял рукой подбородок, словно хотел вылепить новую часть лица. — Но, клянусь памятью мамы, совсем недавно я у кого-то видел такие ботиночки. Более того, позавидовал, подумал: «Надо же, достают!» — Он посмотрел на Евгения. — Быстренько, сынок, вспомни… У кого? Быстрее, быстрее. Совсем недавно, на днях буквально…

— Шеф, можно вас на минутку? — Лапочкин взял Вашко за рукав и, отведя в сторону, зашептал ему на ухо. Вашко слушал его, шевеля губами, потом странновато посмотрел на оперативника…

— Хм-м-м… Чего он здесь забыл? А потом у него, кажется, тридцать девятый.

— А может, он приезжал сюда с осмотром?

— Генерал? С осмотром? Совсем сдурел? Тебя послушать, так у нас все руководство в «Саламандрах». Иди, предъявляй обвинения.

— Кстати, — встрял в разговор следователь прокуратуры, — наше тоже.

— Что? — набычился Лапочкин.

— Ав «Саламандре» ходит, — не пытаясь скрыть улыбку, сказал следователь. — Это же обувь не простая, а номен-кла-тур-ная!

— А я так и думал, — неожиданно спокойно и уравновешенно заметил Вашко, чиркая карандашом в блокноте. — Жорик, что у нас там с урной?

Похоже, протерли.

— Вот и славно! Спасибо тебе… Женя, урну в авоську и домой — в контору, есть одна мыслишка. Надо проверить!

— Вспомнили? — с надеждой в голосе поинтересовался Лапочкин. — Видели ботинки?

— И не то, чтобы да, и не то, чтобы нет… Так, пока лишь одни предположения. — Он посмотрел на сетку в руках Евгения и опешил: — Ты чего, сдурел? Заверни ее в газетку! Кстати, об инъекторе… Ты обещал показать. Где эта чепуховина? Не думаю, что это нужно, но раз достал.

14. ПОЗДНЕЕ ПРОЩАНИЕ

Ирина Сергеевна едва поспевала за размеренным и крупным шагом Вашко. Они шли по хрустящему снегу меж запорошенных могил. Аллея под сенью громадных черных деревьев, потерявших листву, была тиха и пустынна. Женщине было зябко, она все время куталась в пушистую, покрывшуюся от дыхания легким инеем, шаль. Миновав поворот расчищенной дорожки, они свернули у серого от старости мраморного ангела, и справа от них потянулась длинная кирпичная стена со множеством фотографий.

— А почему вы выбрали именно Введенское кладбище? — голос женщины срывался от частой ходьбы.

Вашко остановился, подождал пока она нагонит его.

— Как вам сказать… Отнюдь не из-за престижности. Мне было проще устроить дело здесь. А что, другие лучше? Это почти центр.

— Да, да, конечно, — быстро согласилась она. Нас ждут?

— Обещали…

Они молча шли довольно быстрым шагом еще несколько минут вдоль стены колумбария, пока вдали, за очередным изгибом, не показались стоящие у высокой серебристой ели, покрытой от корня до макушки рыхлым снегом, несколько человек, одетых по-рабочему: в ватниках, ушанках, валенках.

Приблизившись к ним, Вашко поочередно поздоровался с рабочими, а Ирина Сергеевна с интересом принялась осматривать окрестности.

— Здесь действительно хорошо, — вырвалось у нее, — ему будет спокойно!

— Ейный папаша? — полюбопытствовал рабочий с заиндевевшими от мороза седыми бровями. — Вы, барышня, не беспокойтесь. Здесь место, что надо. Петрович сам выбирал!

— И суседство доброе, — заметил его товарищ. — Гляньте, рядом с одной стороны генерал, с другой — артистка. Кампания, что надо. Мы енто самое местечко для ба-а-альшого чина берегли. Скажите спасибо Иосифу — токма для него и старались.

— Да чего там, — немного смутился обычно невозмутимый Вашко. — Все готово?

— Полный порядок! Даже фотографию приладить успели. Глянь! — они отодвинули от стены прислоненную к ней плиту, по которой золотистыми рельефными буквами шла четкая надпись: «Иван Дмитриевич Тушков». И больше ничего — ни года рождения, ни года смерти.

Ирина Сергеевна достала из сумки урну и передала пожилому. Тот сбросил на снег варежки, такие же толстые, как и у его товарища, бережно обхватил ее руками и, приподнявшись на цыпочки, задвинул ее в нишу. Поставив ее, покрутил, стараясь придать некую красоту, затем сдернул с головы шапку. Его примеру последовали остальные.