Через сердце

Выбрасывавшие неподалеку на берег треску рыбаки любопытно смотрели. Один даже подошел поближе.

— Слушай, — сказал с отвращением Орест Матвеевич, — вот возьми еще десять рублей.

— Не возьму! — спокойно отвел его руку Нептун. — Сорок рублев, последнее сказано слово.

— Нет! — упрямо сказал Орест Матвеевич. — Нет, ни за что! Это мерзость! Устя, ты слышишь?..

Устя равнодушно играла веслом по воде и будто не слышала.

Дрожащими руками отсчитал Орест Матвеевич деньги и ткнул их в руки Нептуну.

— Грабеж! — ненавистно выговорил он. — Грабители, подайте вещи!

Мешок хлопнулся ему под ноги, за ним ящик. Он схватил их и побежал по берегу. Мешок, закинутый за плечи, больно хлопал его меж лопаток, точно кто-то толкал сзади крепким кулаком, и Орест Матвеевич старался бежать еще быстрее.

Под ногами у него попискивали осклизлые головы трески, острый запах гнили пересек дыхание, спирал легкие — скорей, скорей отсюда!..

Сзади разорвался торжествующий, рыкающий хохот, к нему долго и заискивающе будто прилаживался визгливый голос женщины.

VI

На берегу заметил Орест Матвеевич — за горбом мыса черными клубами подымался дым. Он радостно вскрикнул, увидев большой, привалившийся к берегу пароход.

По трапу скатывали матросы круглые тресковые бочки, шипел пар, грохотала цепями лебедка, — далеко в горах отдавались веселые железные голоса. И казался родным, знакомым пропахший каменноугольной копотью воздух.

Орест Матвеевич повернул прямо на пароход.

— Где капитан?

— В рубке чай пьет.

Капитан — белый увалень с веселыми глазами — стоял перед зеркальцем и начесывал на лоб мелкие мокрые кудерьки. Круглое лицо его было распарено и сияло благодушием. Он, видимо, только что пришел из бани.

На столике весело отдувался самоварчик. За ним, едва поворачиваясь в тесноте каюты, хлопотала огромная красивая баба — жена капитана. По необыкновенному румянцу пухлых щек, по взмокшим подмышкам сарафана было видно, что и она вдосталь насладилась банными утехами. И пахло в каюте чистым теплым духом соснового предбанника.

— Дожидают, дожидают! — заокал благодушно капитан. — Давно дожидают, как же, взять наказывали, на Чалой губе они работают — вся партия. Я их возил.

— Правда? — просиял Орест Матвеевич. — Родной мой, скоро выходите?

— Минут через двадцать после полуночи.

— А чего так? — недоуменно спросил Орест Матвеевич.

— Примета такая у моряка есть — в понедельник не выходят.

За чаем Орест Матвеевич рассказал о своих приключениях. Жена капитана сочувственно причмокивала, капитан посмеивался.

— Да, берега наши опасные. А кто возил-то? А, Афоня! Он теперь всех готов возить.

— Почему теперь? А раньше?

— А раньше нет. Раньше он у нас был богатей. В купцы выходил уж, да революция ножки подрезала.

Капитан выглянул за окно. В широкой его раме, как на картине, близко совсем стояли бок о бок шняки. Седые их паруса сушились на солнце, легкий пар бежал по ним вверх. На вантах болтались по ветру полосатые матросские подштанники.

— Где она? Вон, вон, погляди, ишь как прет! Ах, краля!

В бухту, широко раскинув белые крылья, входила большая шхуна. На синей ее груди в ужасе распластался над водой белый резной ангел, прижавший по бортам золотоперые крылья. На кормовой доске золотом по голубому полю было затейливо выписано: «Афанасий Варакин».

Шхуна медленно прошла мимо, роняя один за другим паруса, и застрекотала якорем неподалеку.

— Отобрали у него красотку эту, — притушил капитан восхищенный взгляд, — исполком отобрал, зажимал наших рыбаков Афоня. Вот он и ходит теперь злой. До денег он жаден больно, по-нашему его так и зовут: Афоня Жадина. Не советовал бы я с ним связываться.

Орест Матвеевич спросил, не подымая глаз от чашки:

— А Устю, дочку его, вы знаете?

— Устьку-то? Как не знать, ее у нас тут всякий знает.

Капитан как-то криво, неловко усмехнулся.

— Нет, скажите! — настойчиво попросил Орест Матвеевич.

— Во-первых, она ему не дочь, а во-вторых, сноха. Афоня у нас тут первый снохач, бабы у него не живут. Ну, Устька — та ничего… Тут у нас всё знают, не закроешься.

У Ореста Матвеевича потемнело в глазах. Жуткие, гнусные догадки одна за другой возникали в сознании, прочно сцеплялись в одну цепь — так, так, так!..

Ему показалось, что капитан как-то стеснительно отводит в сторону усмешливые глаза, а во внимательном взгляде дебелой капитанши сквозит что-то сочувственное. Неужели догадываются?..

— Деньги копит, — продолжал капитан, — новое судно хочет заводить. За деньги он все сделает, — теперь извозчиком стал. Он тебе и песню споет, как ямщик хороший…

«Так!» — отдавалось в сознании.

— И побасенки всякие насказывать будет…

«Так, так!» — вспоминал Орест Матвеевич.

— И сынком любезным назовет…

«Та-ак!»

— И Устьку свою, пожалуй, не пожалеет…

— Отда-аст и Устьку! — захохотала жена капитана.

«Та-ак! Та-ак!»

— А потом сам же пойдет хвастать: рябчика, мол, общипали.

Орест Матвеевич зажал уши. Вот как! Значит, все это подстроил Нептун? Ловко! Настоящий театр, в театре так не придумают. Но в каких же дураках он оказался!..