Черная дюжина. Общество смелых

Ребята представились и предложили отправить с ними пару машин с людьми, обещая снабдить их оружием со склада бригады. Ачалов помолчал, думая, потом сказал, что уже поздно.

И добавил:

— Поднимите лучшую роту с оружием и приедете сюда. Сможете?

Десантники обещали попробовать. Мы вышли на площадь, и один из офицеров, комбат, спросил:

— Ну, что? Поднимать роту?

Я ответил, что и это поздно. Дверка мышеловки уже почти захлопнулась и, судя по подготовке Кремля, войнушки нам не избежать. Можно было предпринять какие-то упреждающие удары, но Руцкой что-то высиживал в гнезде кабинета. Бросить все и уйти спокойно домой уже нельзя — обгадимся перед всем миром, сейчас сбежать перед боем означало похоронить и всю организацию, и саму идею русского национал-социализма.

— А вам-то положить тут роту пацанов из-за этого говна вовсе не к лицу.

Володя предложил переговорить об оружии с братвой, но я отказался. Мы простились и ребята, понурые, уехали.

Я пошел в приемную. Было видно, что оставшиеся парни понимают, что нас тут ждет, но стараются быть спокойными и нарочито дисциплинированными. Я вглядывался в их лица, знакомые по съездам, поездкам, тренировкам и старался не думать о том, что многих, возможно, больше не увижу. По любому, впрочем, варианту — могли не увидеть и меня, так как отсиживаться в предбаннике штаба я не собирался. Вообще, поражали какой-то одухотворенностью все оставшиеся рядовые защитники Белого дома, которые не ждали от чужой возни у кормушки ни чинов, ни званий, им не обещали кусочка Родины на прокорм или скважину в тундре, перед ними не трясли ключами от квартир или охапкой долларов на оглобле.

Что заставило остаться у ночных костров «трудовичек» Анпилова, тайком похаживающих в церковную палатку, казаков, обсуждавших на своей «Заставе» мэрию и Останкино, привирая по святому казачьему обычаю, совсем не геройского вида ополченцев с московских спальных окраин?

Зюганов сваливает все на классовую борьбу и верность делу Ильича, который писал что-то вроде: «Мысль, овладевшая массами с особым цинизмом и в извращенной форме — явно архидельная мысль!» Но у меня нет простых ответов…

Мы с помощниками пересмотрели все бумаги штаба, записи, копии списков, часть тут же сожгли во дворе, часть упаковали в сумку и передали одной из женщин с просьбой увезти ее домой с открытием метро. Предосторожности были не лишними — впоследствии членов РНЕ вызывали на допросы по спискам, найденным в столе Макашова: на выдачу оружия с паспортными данными, на получение противогазов, по графикам смен в карауле. Но к тому времени мы уже восстановили связь и оповещенные бойцы на допросах говорили, что был, получал, в караулы ходил, но после прорыва блокады все сдал и домой ушел — борщ кушать и с женой дружить.

С учетом темноты мы ждали нападения с 4 до 6 утра, но, когда прошли эти сроки и стало почти светло, где-то в 6.30 я пошел в штаб Ачалова узнать обстановку. На площади людей почти не было, все разбрелись по палаткам, лишь на баррикадах виднелись фигуры дозорных. Было сыро и холодно. В штабе Ачалова тоже все было спокойно — ночью вынесли все документы, ребята из охраны заваривали чай, перешучивались.

Выстрелы с улицы были неожиданностью — как-то резко и вдруг неспешную утреннюю суету разорвали пулеметные и автоматные очереди. Мы с охраной похватали автоматы и кинулись вниз. Стекла вестибюля внизу были наполовину выбиты, пол засыпан осколками, у стен залегли люди, на площади скособочились обрушенные палатки, лежали несколько убитых женщин, казаки и наши бойцы, пригнувшись, потащили к подъездам раненых, оставлявших за собой кровавые пятна.

Прихрамывая, подошел Макариков, охранявший мэрию:

— Мы где-то около семи часов спустились все вниз, когда БТРы выскочили. Один вначале баррикаду сволок, потом еще два били по зданию из башенных пулеметов, вылетели на площадь, и на ходу какие-то пидорасы с брони из автоматов в упор лупили по палаткам и по бабам, что выскакивали. Как они проскочили, мы от мэрии к подъезду рванули, но по нас уже из-за домов и со стадиона стреляли. Мне камнем выбитым по носу заехало. Мужики вроде все успели проскочить.

Раненых относили в импровизированный лазарет, перенесли в вестибюль часть убитых людей, когда из парка, со стадиона и со стороны мэрии вновь была открыта стрельба по людям на площади и укрывшимся за полувыбитыми стеклами. Все бросились наверх, сбив милиционера охраны, вздумавшего защищать депутатский покой.

Я оставил наших вооруженных ребят на лестничной клетке второго этажа, приказав стрелять в атакующих, и побежал через этаж к соседнему подъезду, куда должна была отойти другая группа бойцов. Часть их была уже там и заваливала лестницу вытащенными из кабинетов столами и шкафами. Ребята сказали, что небольшая группа наших пошла по подземному переходу.