И тут меня осенило: ведь мы же и не собираемся возвращаться, а, наоборот, пойдем вперед, по направлению к римской крепости. Посетим албанцев. Вульф объяснил мне это, прежде чем я успел смежить очи. Излагал стратегию, примененную Пашичем в отношении собаки. Оттого-то псы и затесались, как видно, в мой сон.
– Доброе утро, – произнес Вульф.
Он сидел на валуне и выглядел не лучше, чем я себя чувствовал.
Если я изложу вам во всех подробностях, как мы провели следующий час, вы подумаете, что я превратился в совершеннейшего брюзгу, который видит в жизни одну лишь грязную изнанку. Но вот вам лишь некоторые факты, а дальше судите сами.
Итак, солнце буквально извернулось и взошло по немыслимой траектории, лишь бы не обогревать площадку перед пещерой.
В канистре хранилась вода лишь для питья, а умыться было нечем. Мне сказали, что если я желаю ополоснуть физиономию, то должен спуститься по козьей стежке до каменного карниза, а оттуда всего километр до ручья. Так что про умывание я забыл.
На завтрак нам дали хлеб (насмешку над тем, которым угощала нас Мета), несколько ломтей холодной мамалыги, некогда обжаренной на свином жиру, и консервированные бобы из Соединенных Штатов Америки.
Когда я поинтересовался у Вульфа, почему бы не развести костер и не вскипятить воду для чая, он ответил, что топлива для костра вокруг нет. Я оглянулся и понял, что Вульф прав. Нас окружали голые скалы без малейших признаков растительности или следов того, что когда-то ею являлось. Одни только камни.
Более того, мне не с кем было перекинуться словом, от которого кровь быстрей побежала бы в жилах. Я мог только слушать бессвязную галиматью, которой обменивались Вульф и югославы. Пятеро местных, которым я был формально представлен, держались обособленно и, судя по косым взглядам, кидаемым в мою сторону, и приглушенным низким голосам, перемывали кости мне и Вульфу.
Между тем мой босс ввязался в долгую дискуссию с Данило и Пашичем и вышел из нее победителем, о чем я узнал, когда он сообщил мне, что в своих упорных возражениях его планам они зашли довольно далеко – пригрозили даже перекрыть тропу.
Зато спор со мной Вульф проиграл. Этот спесивец почему-то вбил себе в голову, что справится с задачей лучше, если пойдет к албанцам один, без меня. Аргументировал он этот вздор тем, что, оставшись с глазу на глаз с ним, албанцы будут более откровенными, чем в присутствии еще одного лица. Человек, не изъясняющийся по-албански – а этот язык не имеет ничего общего с сербохорватским, – неизбежно вызовет у них большие подозрения.
Собственно, я бы даже не назвал это спором, потому что препираться не стал. Я просто сказал: ничего не выйдет, в пещере к обеду подадут только холодную мамалыгу, а в крепости, если верить Пашичу, могут готовить вполне приличную пищу.
И только когда мы взвалили на плечи рюкзаки и приготовились выступать, я сообразил, что нам придется сначала по козьей стежке спуститься на треклятый карниз. А я-то, потеряв всякое соображение от холода, почему-то вбил себе в голову, что на пути к границе возвращаться на него нам уже не придется.
Впрочем, провожаемый семью парами глаз, не считая Вульфа, я преисполнился решимости не уронить честь американских первопроходцев, так что стиснул зубы и показал все, на что был способен.
Мое счастье, что я спускался спиной к любопытной публике. Вот ведь интересно: что лучше – пройти по узкому карнизу над стопятидесятиметровой пропастью в кромешной тьме или пробираться по нему при дневном свете? По мне, лучше вообще туда не соваться.
Потом, когда мы вступили на тропу, стало легче. Физическая нагрузка и солнечные лучи сделали свое дело: я понемногу оттаял. Вскоре путь нам пересек ручей, и мы устроили привал, напились воды и съели немного шоколада.
Я сказал Вульфу, что за пять минут успею ополоснуть в ручье ноги и надеть свежие носки. Вульф возражать не стал, мол, торопиться нам некуда. Вода, как и следовало ожидать, оказалась ледяной, но хорошо хоть такая встретилась нам на пути.
Сидя на валуне и жуя шоколад, Вульф пояснил, что до албанской границы всего метров триста, но она до сих пор не размечена, поскольку вот уже несколько столетий ведутся споры, где в этих горах проходит водораздел.
Он также указал мне углубление на верхушке утеса, высящегося над нами, с которого Косор наблюдал в бинокль за римской крепостью, когда туда отправилась Карла. А еще добавил, что сегодня Косор почти наверняка будет снова вести наблюдение с той же точки. Уж очень удобное это место, оттуда можно смотреть в бинокль сквозь расщелину.
Я осведомился о состоянии его ног, и Вульф ответил:
– Что ноги? Каждая мышца, каждый нерв в моем измученном теле вопят и стенают о пощаде. Никакими словами не описать моих мук, так что говорить об этом я не стану.
Потеплело настолько, что мы сняли свитера, прежде чем двигаться дальше. Минут через пять мы, должно быть, оказались уже на албанской территории, никоим образом не отграниченной, завернули за выступ скалы, и я увидел крепость.