Черная гора

На следующий день, в пятницу, мы сидели в нашей каюте второго класса на борту «Базилии». Отплытие намечалось на час дня. В генуэзском отеле «Форелли» мы всласть отоспались (я проспал одиннадцать часов кряду, как убитый) и вкусно позавтракали. Вульф уже не волочил ноги, да и мои синяки подзажили. Зарегистрировали нас как Карла и Алекса Гюнтеров, не задавая лишних вопросов. Посадка тоже прошла без сучка без задоринки. Каюта размерами в два раза превосходила нашу тюремную камеру в Бари, и кроме двух коек в ней оказалась еще пара кресел, в одно из которых Вульф ухитрялся втискиваться, хотя и не без труда.

Но куда подевался Петер Зов?

Уговор был такой, что, высадившись в Гориции, он доберется до Генуи через Падую и Милан, а на борт «Базилии» взойдет в качестве стюарда в четверг вечером. Вульф поинтересовался, под каким именем поплывет Зов, но Стритар сказал, что это они решат позднее. И вот мы сидели в каюте и мучились неизвестностью, не зная, отправится ли Зов вместе с нами.

– До отплытия остался ровно час, – произнес я. – Попробую сходить на разведку. Стюарды снаружи так и шныряют.

– Проклятье! – прорычал Вульф и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Нельзя было отпускать его от себя.

– Стритар почуял бы неладное, если бы вы упорствовали. Да и в любом случае он не пошел бы на это.

– Пф! Зачем мне тогда голова? Я должен был что-нибудь придумать. Я последний болван. Нет, я не могу плыть в Америку без него!

В дверь постучали и я сказал:

– Войдите.

Дверь открылась, и в проеме возник Зов, который нес наши чемоданы.

– О, это вы, – произнес он по-сербохорватски.

Потом поставил чемоданы на пол и повернулся, чтобы идти.

– Подождите минутку, – попросил Вульф. – Я должен вам кое-что сказать.

– Позже скажете. Сейчас нет времени.

– Всего одно слово! Не старайтесь убедить нас, что не понимаете английского языка. Вас бы не взяли стюардом, если бы вы не говорили по-английски.

– А вы догадливый, – изрек Зов по-сербохорватски. Потом добавил, уже по-английски: – О’кей.

И был таков.

Я запер за ним дверь и повернулся. Вульф сидел с закрытыми глазами и шумно сопел. Минуту спустя он открыл глаза, посмотрел на чемоданы, перевел взгляд на меня и только тогда поведал, о чем они говорили с Зовом.

– Нужно выяснить, под каким он здесь именем, – сказал я.

– Выясним. Ступай на палубу и следи за сходнями. Вдруг ему что-то втемяшится в голову и он решит улизнуть.

– С какой стати?

– Не знаю. Просто люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы. Отправляйся.

Вот так случилось, что до самого отплытия я простоял на палубе, опираясь о фальшборт и любуясь на генуэзские горы, к которым лепились тысячи домиков. Впечатление было бы куда более сильным, если бы я только что не вернулся с прогулки по черногорским скалам. К тому времени, как «Базилия» покинула гавань и вышла в открытое море, большинство пассажиров уже спустились в обеденный салон.

Я, в свою очередь, сошел в нашу каюту и объявил Вульфу:

– Пора обедать. Пожалуй, вы поступили правильно, решив не выходить из каюты на протяжении всего плавания. Кто-нибудь на борту может вас узнать. Что же касается меня, то я, пожалуй, рискну принимать пищу в общем салоне. Вы не возражаете?

– Нисколько. Я уже заказал Петеру Зову обед.

У меня отвалилась челюсть.

– Петеру Зову? – глупо переспросил я.

– Да. Он наш стюард.

– О боже! Он будет приносить вам еду, а вы станете ее есть?

– Разумеется. Это, конечно, испытание. И аппетита оно мне не прибавит. Но тут есть и определенные преимущества. У нас будет полно времени, чтобы обсудить наши планы.

– А вдруг ему взбредет в голову подмешать вам в пищу мышьяк?

– Вздор! С какой стати?

– Люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы.

– Иди обедать.

Я отправился в салон и обнаружил, что, обедая там, могу рассчитывать на смену впечатлений, но не на интересное общество. Меня усадили за семнадцатый стол, накрытый на шестерых. Один никем не занятый стул должен был пустовать всю дорогу. Компанию мне составлял немец, воображавший, будто разговаривает по-английски, – глубокое заблуждение. Еще там была женщина из Мэриленда, которая и впрямь разговаривала по-английски, но уж слишком много. И наконец, итальянская мамаша с дочкой – эти не знали даже слов «доллар», «о’кей» и «сигарета». Семнадцатилетняя девица, внутри у которой явно бушевал вулкан латинской страсти, могла бы стать объектом моего внимания, если бы не мамаша, которая ходила за ней по пятам, словно приклеенная.

Предстоящие нам двенадцать дней плавания открывали пропасть возможностей для знакомств и ухаживаний. Однако уже на третий день выяснилось, что три наиболее вероятные кандидатуры отпадают. Черноглазая шепелявящая красотка плыла в Питтсбург, чтобы сочетаться браком. Высокая и стройная особа нордического типа, которая спокойно обходилась без грима, обожала играть в шахматы, и только. Миниатюрная блондиночка начинала тянуть сухое мартини за час до обеда, да так и не останавливалась.