Черная книга

Когда Галип осторожно поднимался по засыпанной снегом лестнице, за оградой соседнего дома отчаянно залаяла собака. «Я не буду слишком долго разговаривать с Рюйей», – втолковывал не то сам себе, не то ее бывшему мужу Галип. Он попросит, чтобы Рюйя объяснила ему причины своего ухода, о которых умолчала в прощальном письме, а затем потребует, чтобы она как можно скорее пришла и забрала все свои вещи: книги, сигареты, чулки, пустые коробочки из-под лекарств, заколки, пряжки, футляр для очков, недоеденную шоколадку и игрушечного утенка, память о детстве. «Любое напоминание о тебе меня невыносимо печалит». Разумеется, он не сможет все это сказать в присутствии того типа, так что лучше сразу убедить Рюйю пойти куда-нибудь, где можно посидеть и поговорить «как разумные люди». А уж когда они туда придут и разговор пойдет о разуме, то Рюйю, очень может статься, удастся убедить и в чем-нибудь другом. Только вот как найти подходящее место в этом квартале? В здешнем кафе наверняка собираются одни мужчины. Тем временем он уже нажал кнопку звонка.

Сначала послышался детский голос («Мама, звонят!»), потом женский, повторяющий ту же очевидную истину. Последний ничем не походил на голос той, с кем Галип был знаком тридцать лет и в кого двадцать пять лет был влюблен, и он понял, до чего глупо было думать, будто он найдет здесь Рюйю. Ему захотелось улизнуть, но дверь уже открылась. Галип сразу узнал стоящего перед ним человека, а вот тот его – нет. «Бывший муж» был средних лет, среднего роста и вообще в точности такой, каким Галип его себе представлял.

Галип молчал, давая хозяину дома время привыкнуть к темноте опасного внешнего мира и узнать гостя самому, а из-за спины бывшего мужа Рюйи по очереди выглядывали любопытные глаза его новой жены и детей. «Кто там, папа?» Папа, найдя на этот вопрос неожиданный для себя ответ, растерянно молчал, и Галип, решив, что только так можно будет, не входя в дом, поскорее отсюда сбежать, на одном дыхании выпалил, что ему очень неловко беспокоить их в столь поздний час, он просит прощения, но дело очень срочное. В этот дом, куда в другое время они с Рюйей с удовольствием заглянули бы, чтобы навестить старого друга, его привела настоятельная необходимость собрать сведения об одном человеке – хотя бы просто узнать вымышленные имена, которые этот человек использует. Он, Галип, взялся защищать студента, обвиняемого в преступлении, которое тот не совершал. К сожалению, речь идет об убийстве. Но настоящий убийца, который бродит сейчас по городу, словно призрак, скрываясь под каким-то другим именем, в свое время…

Когда Галип договорил, его пригласили войти, снабдили тапочками, которые оказались малы, сказали, что чай еще не заварился[81], и вручили чашку кофе. Торопясь покончить со всем этим, Галип еще раз назвал имя «настоящего убийцы» (во избежание случайностей он его просто выдумал), и тут бывший муж Рюйи начал говорить. И чем больше он говорил, тем сильнее Галипа охватывало чувство, что рассказ наваливается на него, словно сон, и что уйти из этого дома будет непросто. Позже он вспомнит, как пытался утешить себя тем, что, может быть, слушая, узнает что-нибудь о Рюйе, наткнется на какую-нибудь зацепку, но это больше напоминало мысли больного, погружающегося в наркоз перед смертельно опасной операцией. Речь бывшего мужа Рюйи лилась нескончаемым и не знающим преград потоком. За три часа, что минули, прежде чем Галип добрался наконец до входной двери, которая, мнилось ему, никогда уже не откроется, он успел узнать следующее.

Мы думали, что знаем многое, но на самом деле не знали ничего.

Например, нам было известно, что предки большинства евреев Восточной Европы и Америки жили в иудейском Хазарском ханстве, которое тысячу лет назад господствовало над землями между Кавказскими горами и Волгой. Знали мы и то, что хазары на самом деле были тюрками, принявшими иудаизм. А вот чего мы не знали, так это того, что в той же мере, в какой евреи являются тюрками, тюрки являются евреями. До чего же интересно прослеживать отношения этих двух братских народов, которые на протяжении двадцати столетий блуждали по миру, постоянно соприкасаясь и словно танцуя под неслышную музыку, но так и не слились воедино, подобно обреченным жить сросшимися несчастным близнецам! Когда хозяин дома принес из соседней комнаты карту, разомлевший в тепле Галип встрепенулся, стряхнул дрему, в которую погрузили его похожие на сказку истории, заставил себя подняться с кресла, подошел к столу и стал с изумлением рассматривать стрелочки, нарисованные зеленой шариковой ручкой на поверхности сказочной планеты. А бывший муж Рюйи тем временем продолжал говорить, и из его слов выходило, что поскольку история – и это несомненная истина – подчиняется законам симметрии, то сейчас нам надлежит готовиться к периоду несчастий, который продлится так же долго, как длился период нашего счастья.