Мы помолчали. Выпитое пиво не только настроило на философский лад, но и начало прилагать усилия для возвращения "в круговорот воды в природе". Мы с приятелем, не сговариваясь, свернули во двор местных новеньких "многоэтажек". Эти двухэтажные шедевры военнопленного зодчества проживут не только плановые — двадцать пять лет, но пятьдесят и семьдесят… В благословенном двадцать первом веке бревенчатые обшитые обрезной доской, покрашенные где в голубой, где в зеленый цвет дома, всё ещё будут числиться не в ветхом и аварийном, а в жилом фонде. Там будет обитать уже второе и третье поколение нынешних новоселов: ударников и стахановцев, разного рода начальников и руководителей. Потом кое-где в них проведут газ и центральное отопление, ну а сейчас — дровяные сараи и туалеты на улице. Общественные удобства во все времена в наших городах традиционно или отсутствовали или стыдливо прятались в малодоступных местах. Народ выручали "дворовые удобства". Местная жительница, убирающаяся в дощатом санблоке, поворчала на нас, но не пустить людей в форме не рискнула.
На улице Генрих продолжил прерванный разговор:
— Да семь миллионов полегло. Ещё и самого "работного" возраста…
— Семь миллионов…? — я не сразу понял, о чем это он. Потом до меня дошло. Это он — о потерях в войне. В интервью "Правде" Сталин назвал именно такую цифру. И теперь на долгие годы она станет официальной. — Да нет Генрих, прибавь ещё миллионов двадцать и это будет правдой… — Сколько? Да ты охренел…! Ты что… хочешь сказать, что товарищ Сталин — врет народу!? Да за такие разговоры можно не только в органы… Но и в морду!!! Ты чё несешь!
Остановившись, Генрих попытался взять меня на прием, но я выскользнул и, разорвав дистанцию — отскочив, и начал его успокаивать:
— Откуда это взял? Да стой… стой ты — не кипятись! И не надо мне приписывать "антисоветчину"!
Генрих смотрел на меня злым взглядом:
— Да-а…?
— А давай вспомним, что сказал товарищ Сталин. "Советский народ в боях понес потери в семь миллионов, больше чем совместные потери стран коалиции", — я слегка исказил цитату, но для разговора сойдет. Проверять Генриху будет лень. Надо отметить, что цифра и меня удивила ещё тогда в процессе чтения. Человек двадцать первого века привык оперировать цифрой "двадцать семь миллионов", также как конца двадцатого "больше двадцати миллионов". Я продумал заранее ответ на оговорку:
— Ты забываешь, что имеются в виду потери в боях. А добавь погибших вне боев: в концлагерях, пленных, угнанных в Германию. Вот кто считал убитых фашистами евреев? Ты видел немецкий концлагерь?[15]
Генрих сбледнул лицом и нехотя выдавил:
— Замполит возил в Аушвиц…
"Освенцим", — я мысленно перевел на привычный термин.
— Ну и как?
— … … В общем… — перешёл на мат, бывший солдат. — Этих… фашистов…
— Как ты думаешь, а сколько расстреляно на оккупированных территориях, сколько погибло окруженцев. Деревни видел полностью сожженные? Там кто жителей считал? А раненых безнадежных — всё ещё лежащих в госпиталях считал? До Шаца дошло, о чем речь. Он нахмурился, и глаза приобрели нездоровый блеск. Он был готов вновь идти убивать, громить и стрелять… резать — не зная пощады, этих двуногих зверей-юберменьшей. Больше года прошло, но ничего не забылось. Ни голод, ни лишения, ни ненависть. Евреи отнюдь не глупая нация, всегда видя во всем подвох, они наверняка по-тихому уже обсуждали цифру потерь. Если бы это было не так… думаю, реакция у Генриха была бы порезче. Мы снова помолчали. Генрих с расстройства, а я, обдумывая как замотивировать свои знания.
— Если брать речь Черчиля, то в полном объёме в газетах, она не опубликована. У нас были в ГСОВГ западные издания и кое-что политработники говорили. (О своём знании немецкого и усиленном его освежении с помощью Амалии говорить, пока явно не стоило). — Эта речь, думаю, программа Запада на целые десятилетия. Всё её значение будет оценено очень нескоро. Термин "Запад" — тебе не резанул слух?
— Да я вообще-то и не понял…
— У Черчиля говорится о соперничестве двух цивилизаций "морской" — англо-американской и "континентальной" — нашей. А потому и удобнее географически разделить на "запад" — враги и "восток" — мы и наши союзники. — Ты вот упомянул слухи о возможном наступлении на "союзников", а у них, получается, были слухи о наступлении на нас, на Восток. Сейчас у нас совместные комиссии и оккупационные зоны, но уже заметно, что идет разграничение. Вот возьми оккупационную марку. Она единая вроде. Только у нас в советской зоне номиналы большие, а у них мелкие, да и номера купюр очень разные.
А то, что они усиленно уговаривают угнанных и пленных в своих зонах не возвращаться на Родину?
— Неужели снова будет война? — с горечью задал вопрос, бывший войсковой разведчик.