Черная кровь

На мне был халат врача, взятый взаймы, поскольку мою одежду забрали в качестве улик. Думаю, я была вся в крови. Криминалисты, по-видимому, даже вычесали из моих волос кусочки мозга и костей. Чертовы брызги.

Они забрали все пушки с места преступления. Поскольку я использовала звание федерального маршала, чтобы вызвать службу спасения, действующие федеральные маршалы съехались среди прочих. Они приехали спасти меня. Приехали, несмотря на то, что я отношусь к противоестественной ветви расследований, и не всем маршалам это по нраву. Не могу винить тех, кто нас опасается. Выдать значок некоторым из нас было равносильно выдаче лицензии на убийство банде охотников за головами. Для маршалов мы были настоящим подразделением головной боли. Но когда я бросила клич о помощи, они примчались. Люди, которых я не знала, те, кто разделил со мной честь носить значок. Может, я просто расчувствовалась из-за Джейсона, но то, что они приехали, кое-что значило для меня.

Но это также значило, что меня ждет «разбор полетов» за стрельбу. У меня не было ордера на ликвидацию этих вампиров, опустим пока человека-слугу, которого я убила. Черт, все, что у них есть — это мое слово, что он был слугой-человеком, а не просто человеком. Я полагаюсь на новый Закон о Противоестественной Угрозе. Он позволяет истребителю вампиров применять крайние меры, если жизнь гражданских лиц оказывается непосредственно в опасности. Закон вышел после того, как погибло несколько гражданских, пока мои собратья-маршалы ждали ордеров на ликвидацию. Я-то думала, что это просто требование легитимизировать насилие со стороны гражданских лиц, но теперь я этим законом прикрываюсь. Лицемерие в лучшем виде. Теперь, по крайней мере, на пару недель я останусь без значка и безоружной. Мне не позволено исполнять ни один ордер, пока длится разбирательство со стрельбой. Они отобрали у меня часть табельного оружия. Забавно, как будто у меня других пушек нет. У меня даже сохранилось разрешение на несколько пистолетов, поскольку я многие годы технически была гражданским лицом, вынужденным носить оружие. Это может мне пригодиться, пока следователи будут изучать улики.

Похоже, закон постановит, что я невиновна в стрельбе. Специалисты обнаружили в моем организме наркотики. Они были просто поражены тем, что я была в рабочем состоянии с таким уровнем животных транквилизаторов в крови. Я опустила часть о том, как Марми Нуар привела меня в чувство. А то они интересовались следами когтей у меня на груди. Я просто сказала, что когда проснулась, царапины уже были. Какая ни есть, а правда.

Я попросила, и мне дали таблетку, для тех, кто пропустил прием. Мне также предложили пройти тест Общества реабилитации жертв сексуального насилия, но я отказалась. Тогда врачи поинтересовались, зачем мне контрацептив, и я ответила, что занималась сексом перед тем, как нас похитили, и не имела возможности принять таблетку вовремя. Опять, по ходу, правда.

У двери на посту стоял офицер. Я была бы не прочь сходить достать кое-какие свои пистолеты из гостиничного сейфа, но не была уверена, хорошо ли воспримут другие маршалы то, что я ношу оружие, находясь под следствием. Без оружия я чувствовала себя голой, но раз уж я засветила свой значок, с этим приходилось мириться. А еще это означало, что кого бы из телохранителей не прислал бы мне Жан-Клод, они бы не смогли приехать. Ни один из них не имел маршалский бейдж, зато некоторые успели отмотать срок.

Открылась дверь, и я напряглась; свободная рука дернулась к пистолету, которого не оказалось на месте. Блин. Но это оказался не плохой парень, а инвалидное кресло, которое вкатила медсестра. В кресле был Фрэнк Шуйлер, отец Джейсона. К его носу были протянуты трубочки, позади кресла был установлен кислородный баллон и две разные капельницы, но все же он был здесь.

Медсестра упорствовала:

— Я же вам говорила, он не очнется до утра, мистер Шуйлер!

— Мне нужно видеть его, — сказал он тем низким голосом, которого никогда не будет у Джейсона, а затем взглянул на меня своими глубокими темными глазами. Не совсем дружелюбный взгляд, напряженный скорее. Подобно многим истощенным болезнью людям, он был подточен вплоть до нервных окончаний, эмоций, нужд. Это было видно по его глазам — злым глазам, — нет, наполненным яростью. Может, он злится на свое тело? Или по жизни злой? Какая бы ни была причина, мне все равно. Если он думал, что появится здесь и накричит на меня, или Джейсона, то он ошибся. О, кричать он мог, но я в долгу не останусь. Больше я этого дерьма терпеть не стану, и я точно прослежу, чтобы и Джейсону тоже не пришлось терпеть ни от кого.

Очевидно, мы молчали и разглядывали друг друга достаточно долго, чтобы заставить нервничать медсестру:

— Почему бы мне не отвезти вас обратно в вашу палату?

— Подкати меня ближе к кровати, черт возьми! Я не для того такой путь проделал, чтобы просто на него посмотреть.

Медсестра посмотрела на меня, как будто ждала разрешения, или хотела извиниться.