Черная луна

При всем при том Эуген являлся едва ли не лучшим учеником среди всех послушников этого года. Науки давались ему легко, хотя в этом, по мнению Герды, сказывался не только его врожденный талант, но и отличная домашняя подготовка. Скорее всего, он был из дворянской семьи, возможно, даже из аристократической. Герда не удивилась бы, узнай, что Эуген носит какой-нибудь громкий титул. Но главное – в отличие от нее, он был из семьи магов и в Коллегиум прибыл, зная, что его ждет и как этому противостоять. То, чему другие учились на собственной шкуре, – ведь не у всех был кто-то, учившийся в Коллегиуме до них, – было известно ему заранее, и, более того, он был к этому готов. Возможно, поэтому жизнь в Коллегиуме давалась ему куда легче, чем многим другим. Во всяком случае, он именно жил, а не боролся за выживание, как это делала Герда. Но и это не все.

Дар Эугена раскрылся еще до поступления в Коллегиум, и он не должен был проводить долгие часы в медитации, пить яды и тратить время на другие бесполезные вещи. Все свое время он уделял развитию дара, набирая мощь и оттачивая те заклинания и арканы, которые, благодаря родичам, знал с детства. Герда вообще не понимала, зачем ему Коллегиум, если он и так уже знает и умеет все, что может потребоваться от колдуна. Несколько позже, из опасливых разговоров других послушников она узнала причины, по которым такие люди, как Эуген, все-таки поступают в Коллегиум. На старших курсах изучаются крайне сложные заклинания – из тех, которыми невозможно овладеть самостоятельно, – и адепты приобщаются к так называемому «книжному знанию», к той части магического искусства, которая пришла к колдунам из глубины веков, как наследие перволюдей. Это многое объясняло, но еще важнее было то, что выпускники Коллегиума формировали иерархию колдовского сообщества. Без диплома Коллегиума нельзя было и мечтать подняться в этой иерархии так высоко, как требует твое честолюбие. Для Герды это стало неприятным откровением, а Эуген все это знал с самого начала. Колдунам со слабым даром не было пути в Орден. Людям без связей было не подняться в нем достаточно высоко.

У Эугена в этом смысле было все, о чем другие могли только мечтать. Он обладал сильным и к тому же рано проснувшимся даром, был красив – высокий, широкоплечий брюнет с синими глазами – и талантлив, получил отличное домашнее образование и, судя по всему, происходил из семьи, обладающей значительной властью в сообществе колдунов и вне его. Имея такие сильные аргументы, вел он себя соответствующе.

– Привет, Маргерит! – глумливо улыбнулся ей Эуген, когда на следующий день после своей первой в жизни экзекуции она, прихрамывая на обе ноги, тащилась через заснеженный сад в библиотеку. – Сильно болит?

– Тебе-то что? – огрызнулась Герда.

– Да мне, собственно, плевать, – усмехнулся роанец. – Это я из вежливости. Но, если не разводить куртуазности, хотел сказать, Марго, что мне понравилась твоя жопка. Очень она у тебя ладненькая. Я бы не отказался пощупать. Так что, не забудь сказать, когда перестанет болеть. Я буду ждать!

С тех пор он «кружил» над ней, как стервятник над падалью, и самое неприятное заключалось в том, что в его глазах она и была если уж и не падалью, то непременно подранком. Он донимал ее скабрезными шутками, причем не только наедине, но и при других послушниках, старательно делавших вид, что они ничего не слышат и не видят. Он никого не боялся и, уж тем более, не стеснялся. Он делал, что хотел – шлепал Герду по заду или хватал ее за грудь, – и говорил, что в голову придет. Обычно что-нибудь мерзкое или грубое, и весь ужас ее положения заключался в том, что он не шутил.

Он говорил, что думал, откровенно объясняя ей, кто она, и что он хочет с ней делать.

– Вчера посмотрел, как тебя секли, – сказал он ей после второй экзекуции, – а у тебя, оказывается, не только жопка аппетитная, у тебя и между ног все очень мило оформлено.

Услышав это, Герда живо представила, как выглядела сзади, когда ее привязали к козлам для бичевания, и у нее непроизвольно потекли слезы.

– Такая чувствительная? – удивился роанец. – Надо же! А я думал, вам, шлюхам, приятно, когда такой парень, как я, восхищается вашими прелестями. Ничего, Маргерит, – сказал он, оставляя ее плакать под проливным дождем, – все у нас впереди. Ты еще ляжешь под меня и встанешь передо мной на колени. Такие, как ты, должны знать свое место. И место это всегда внизу! На коленях или на спине.