Черная повесть

В темноте раздался шорох. После этого дверь избушки со скрипом приоткрылась, и в дверном проёме возник чёрный силуэт Вишнякова. Дверь снова закрылась, и снаружи послышались его неспешно удаляющиеся шаги.

– Пусть посмотрит, – снисходительно проговорила Лиля. – Может, он там своего Снежного Человека найдёт.

В домике снова установилась тишина. Меня обуяла дрёма. И вдруг мой мозг, словно раскалённой иглой, пронзил отчаянный крик.

– А-а-а! А-а-а!

Этот крик выражал безмерный ужас. Мы вскочили.

– Что это? – испуганно спросила Ширшова.

– По-моему, это кричал Сергей, – неуверенно произнесла Патрушева.

– Да, голос был, вроде, его, – согласился я.

Мы прислушались, пытаясь уловить хоть какой-то подозрительный звук. Но подозрительных звуков не было. До нас доносился только шум гулявшего снаружи ветра.

Я поднялся с пола, подошёл к окошку и осторожно выглянул наружу. Но, кроме смутных очертаний деревьев, едва вырисовывающихся в ночном мраке, больше ничего не увидел.

– Ну, что там? – напряжённо спросил Алан.

– Пока ничего не вижу, – ответил я.

Тагеров поднялся на ноги и тоже подошёл к окну. Я посторонился. Вслед за ним в окошко поочерёдно выглянули и все остальные. Но ничего другого, кроме того, что увидел я, никто не заметил. Нами овладело беспокойство.

– Ребята, может с Сергеем случилась беда? – тихо проговорила Юля. – Может на него кто-то напал?

Ответом ей стало гробовое молчание.

– Ребята, ну что же вы? – в сердцах воскликнула она. – Мы должны прийти ему на помощь!

Несмотря на её эмоциональный призыв, никто не сдвинулся с места. Нами овладел страх. Уж слишком леденил душу этот крик. Беспричинно так не кричат. Вишнякова явно что-то сильно напугало. А это значит, что невдалеке от нас находится некая неведомая нам опасность, встреча с которой не сулит ничего хорошего.

– Ребята, ну как вы так можете? – продолжала уговаривать нас Патрушева. – Он же наш товарищ!

– Юля, помолчи, – тихо, но жёстко оборвал её Алан. – Мчаться сейчас на помощь Вишнякову – это глупо. Вокруг темно. Кроме этого, мы безоружны. Что у нас есть? Топор, лопата, да пара перочинных ножей, только и всего. С таким набором мы его не спасём. Мы лишь себя погубим.

– Мы его из домика не выгоняли, – поддержала Тагерова Лиля. – Он сам решил идти. Почему мы должны из-за него рисковать?

– Вы просто трусы! – отчаянно бросила Патрушева. – Жалкие, ничтожные трусы!

– Может не стоит бросать такие обвинения? – раздражённо заметила Ширшова. – Хочешь его спасти – иди, спасай. Никто не держит.

– Юля, и в самом деле, успокойся, – вмешался я. – Алан прав. Для нас действительно будет разумнее остаться здесь. Нам не стоит себя обнаруживать. Мы ведь не знаем, на кого нарвался Вишняков, и сможем ли мы с этим справиться. Может ему уже и помощь не нужна.

– Как ты можешь такое говорить? – дрожащим голосом воскликнула Патрушева.

– Он всё верно говорит, – ледяным тоном изрёк Тагеров. – Обрати внимание, криков Вишнякова больше не слышно. Если бы он продолжал звать на помощь, тогда другое дело. А так…

– Ребята, – решительно сказала Юля, – кто готов сейчас, вместе со мной, идти на помощь Сергею? Бросать его на произвол судьбы – это жестоко. Это не просто не по-товарищески, это откровенно по-скотски. Вы потом сами себя за это не простите.

– А он, когда нашёл самородок, поступил по-товарищески? – возразила Лиля.

– Самородок – это совсем другое! – воскликнула Патрушева. – Сейчас речь идёт о жизни и смерти! Неужели вы этого не понимаете? Итак, кто готов пойти со мной? Алан?

– Никуда я не пойду, – позвучало в темноте.

– Лиля?

– Нет.

– Дима?

– Нет, – твёрдо ответил я.

– Ваня?

– Да я… Да если бы…

– Всё понятно, – отрезала Юля. – Что ж, ладно, я пойду одна.

Она уже вознамерилась открыть дверь, но я, бросившись вперёд, преградил ей путь.

– Юля, ты никуда не пойдёшь! Если ты отсюда выйдешь, и тебя кто-то увидит, ты навлечёшь опасность не только на себя, но и на всех нас. Тебе ясно? Сядь на место!

Патрушева в нерешительности остановилась. Побеждённая моими доводами, она не знала, как быть дальше. В темноте раздались её всхлипывания. У меня в горле вдруг появился слизистый комок. Под ложечкой неприятно засосало. Конечно, я переживал. Конечно, меня не могла не волновать судьба Вишнякова. Но в сложившихся обстоятельствах лезть на рожон было крайне опасно.

– Трусы! Жалкие ничтожные трусы! – едва слышно, сквозь слёзы, проговорила Юля. Она отошла в сторону и села у стены. Каким-то шестым чувством я уловил, как больно резанули меня её невидимые в темноте зрачки.

Это сильно задело меня за живое. Меня вдруг охватило чудовищное чувство вины. Я не мог понять, что со мной происходит. Мне было абсолютно наплевать, что думают обо мне Алан, Ваня и Лиля. Но касательно Юли я такого сказать не мог. Я вдруг ощутил, что мне отнюдь небезразлично, как я выгляжу в её глазах. Меня тянуло как-то загладить свою резкость, и я, запинаясь, произнёс:

– Ну, ты ладно. Мы обязательно сходим туда утром, когда рассветёт. Сходим и посмотрим, что там случилось.