Черная Призма

– Я не знал, что это зайдет так далеко, мама. Я ожидал, что любой из сотни поймет этот фарс, но что мне еще было делать?

– Я понимаю, почему ты поступил так, – сказала она. – Просто я подготовилась к твоей смерти, а не твоего брата, и увидеть тебя теперь… Это как выбрать, смерть какого из моих оставшихся сыновей предпочесть.

– Никто не просит этого от тебя.

– Просто скажи мне, – сказала она. – Гэвин мертв?

– Да, – сказал он. – Я не хотел… Он не оставил мне… Прости.

Из глаз ее катились слезы, но она не обращала на них внимания.

– Что тебе нужно, Дазен? Я потеряла обоих твоих братьев; я клянусь Ороламу, что не потеряю тебя.

– Скажи им, что я выздоравливаю. Скажи, что это сражение почти прикончило меня. Когда настанет время, скажи, что оно меня изменило. Но не заставляй меня выглядеть слабым.

И так она стала его единственным истинным союзником в Хромерии. После того как она ушла, он запер дверь и открыл сундук, в котором лежал, опоенный зельем, его брат, всего в футе от того места, где стояла их мать. Он подробно осмотрел бесчувственное тело, затем осмотрел в зеркале себя.

Отметив все различия, он принялся за работу. Волосы его брата были вихрастыми и торчали во все стороны, где он стриг их коротко; новому Гэвину придется носить длинные волосы, чтобы никто не заметил несоответствия.

Гэвин был чуть ниже Дазена и любил носить сапоги на более высоком каблуке; новый Гэвин будет носить более плоскую обувь. Он начал составлять список особенностей поведения брата, как он любил дергать шеей из стороны в сторону, справа налево. Или слева направо? Проклятие, Дазен даже не умел дергать шеей. Гэвин любил бриться каждый день, чтобы лицо было гладким; Дазен брился несколько раз в неделю, находя это слишком утомительным. Гэвин всегда носил определенный аромат – Дазен вообще не душился. Надо будет послать слугу за духами. Гэвин заботился об одежде и старался придерживаться последней моды во всех направлениях; Дазен даже не знал, как он это делал. Надо поизучать. Гэвин брови не выщипывал?

Ох, Оролам.

Остальные изменения было осуществить труднее. У Дазена была родинка в сгибе локтя. Скривившись, он срезал ее. Останется крохотный шрамик. Никто не заметит.

Мать помогала ему, приходя ежедневно с платком в руке для своих немых слез, но спину она держала прямо. Она указывала на особенности, каких Дазен и не вспомнил бы, – например, как его брат стоял в задумчивости, какую еду предпочитал, а какую ненавидел. Но главной причиной его успеха был сам настоящий Гэвин. Гэвин изображал Дазена Ложной Призмой. Он клялся, что Дазен обманул своих вассалов фокусами, которые не убедили бы никого, кроме преступников, безумцев или искателей выгод при Ложной Призме. Все знали, что в поколении бывает лишь одна Призма, потому безоговорочно верили прежнему Гэвину. Так что по первому взгляду в призматические глаза Дазена они понимали, что это Гэвин. Те, кто знал их лучше, кто знал, что Дазен никогда не прибегал к фокусам, кто знал, что он такой же Призма, как и Гэвин – другими словами, ближайшие сподвижники и друзья Дазена, – рассеялись по всем сторонам света после битвы у Расколотой Скалы. Он предал их, и если даже это предательство было ради великого блага, он все равно не спал ночами, зная, что илитийские пираты продавали его людей в рабство в сотнях портов. Он составил свой первый список великих дел и делал что мог.

И посреди всего этого мать спасала его десятки раз. Она заслуживала правды.

– Больше, – сказал он ей сейчас. То, что у него есть сын, было для него большим сюрпризом, чем для всех остальных. Он и его люди жили в пещерах и в бегах, и даже если у него оставались бы силы завести интрижку с одной из девок, что волочилась за его лагерем, он был подавлен помолвкой Каррис и Гэвина. Дазен ни с кем не спал во время войны.

Она встала и пошла к двери, открыла ее, чтобы удостовериться, что никто их не подслушивает, и вернулась. Спокойно сказала:

– Итак, ты усыновил кровного сына своего брата. Почему?

Потому, что ты всегда хотела, чтобы я дал тебе внука, чуть не сказал он, но понимал, что сделает ей больно. Потому, что это правильно? Потому, что так поступил бы Гэвин? Нет, он не был уверен, что Гэвин сделал бы так. Потому, что у паренька не было ничего и он заслуживал шанса? Поскольку Каррис была рядом и было что-то извращенно-приятное в том, чтобы причинить ей боль, сделав что-то правильное?

– Потому, что я знаю, каково быть одиноким, – сказал Гэвин. Он был удивлен тем, что это правда.

– Ты не особенно доверяешь Каррис, – сказала мать.

– И что бы она стала с этим делать?

Мать лишь покачала головой.

– Она не слишком хорошо это приняла?

– Можно и так сказать, – ответил Гэвин.

– Что ты будешь делать, если твой отец откажется принять мальчика?

– Ему меня не сломать, мама. Я мало что в жизни сделал правильно. Этого он у меня не отнимет.

Она внезапно улыбнулась:

– Это входит в твой список семи великих дел на сей раз? Противоречить ему?

– В моем списке только возможные вещи.

– Значит, это труднее, чем остановить Кровную войну? Труднее, чем перебить пиратских главарей?