Черная Призма

Когда желтый люксин хлынул из рук Гэвина в формы под ним, он ощутил, как стена содрогнулась, когда щиты всех секций встали на место на противовесах. Щит был изобретением его архитектора. В своей основе он представлял собой сборную крышу, используемую во время вражеского артиллерийского обстрела. Во многих случаях предпочтительнее отсутствие крыши – чтобы собирать дождевую воду во время непереносимой жары, или когда надо переносить большие грузы или толкать тачки по стене. Но во время обстрела он прикроет защитников от огня гаубиц и мортир. Собственная артиллерия стены могла стрелять как хотела сквозь защитные сооружения вроде стрелковых бойниц – легко накрыть широкий угол, а противоположной стороне требуется прямое попадание.

– Что за дьявольщина? – выдохнул Трясь-кулак. Гэвин не услышал бы его, если бы тот не поддерживал его. А Трясь-кулак редко с собой разговаривал.

Гэвин поднял глаза, дал себе маленькую передышку и окинул взглядом равнину.

Армия подошла еще ближе, поравнявшись со своими кулевринами. Перед ними расчеты уже устанавливали гаубицы – защитники пока не выпустили ни единого ядра, что заставило генерала Данависа орать на неопытные команды.

Но не по этому поводу ругался Трясь-кулак. Перед основным фронтом, по мере развертывания огневых позиций, продвигались более сотни мужчин и женщин, некоторые скакали верхом, другие просто бежали. Все были в ярких нарядах. По тому, как двигались зеленые – гигантскими прыжками, – Гэвин мог сказать, что они не просто извлекатели. Это были цветодеи, и они стремились прямо к воротам. Они будут у стены самое долгое через четыре минуты.

Четыре минуты. Гэвин посмотрел на наполовину сформированные ворота. Если бы он не думал о петлях, если бы он просто впечатал чертову хреновину в стену, это было бы возможно. Наверное. Он поднял взгляд на солнце, вбирая силу. До заката осталось не более часа. Празднование Солнцедня начнется, как только последний луч солнца погаснет за горизонтом. Будь нападавшие еретиками, язычниками или верными, они все равно не стали бы воевать в Солнцедень. Солнцедень был священен даже для богов, изгнанных Люцидонием.

Если они смогут удержать нападающих в течение этого часа, у них будет шанс. И Солнцедень даст им время, необходимое для крепления ворот, расстановки артиллерии и снабжения ее боеприпасами.

Один день. Один час. Четыре минуты, способные определить ход войны. Дошло до такого. Гэвин не собирался бросать работы. У него осталось еще четыре минуты.

Кулеврины на стене наконец ответили полевым, но выстрелы были беспорядочными, и ядра упали далеко от артиллерийских позиций или атакующих цветодеев. А артиллерия Гарадула била по самой стене, ядра отскакивали от желтого люксина с хрустом и воем в брызгах желтого света, когда стена поглощала удар и восстанавливалась.

Формы, которые заливал Гэвин, были полны на три четверти, омывая его бодрящими запахами, так похожими на мяту и эвкалипт, но он все равно выдыхался. Он глянул на цветодеев. И двух минут не осталось.

Оролам, я пытаюсь здесь сделать хоть что-то хорошее. Великая цель, Оролам. Здесь я бескорыстен. Ты ведь хочешь, чтобы люди были бескорыстны, верно?

Трясь-кулак передал кому-то Гэвина и стал выкрикивать приказы стоявшим внизу черным гвардейцам. Генерал Данавис гнал войска к воротам, строя их в порядок за стеной. Толпа начала разбегаться. Все орали, но Гэвин уже не различал слов.

Вспышки магии с гулом взрывались перед ним. Цветодеи заметили его. Они швыряли снаряды, огонь, все, что могли придумать, но Черная Гвардия все отражала. Гэвин продолжал извлекать. Цветодеи были теперь всего в двух сотнях шагов, бежали во всю прыть. Ему оставались секунды. Справа от Гэвина взревела пушка и разорвала выстрелом в клочья с десяток цветодеев. Но те, что были позади, перепрыгивали через кровь и дым и разлетающиеся ошметки плоти, их нечеловеческие лица скалились и горели гневом.

Извлекши остатки желтого люксина для заполнения формы, Гэвин собрал нити в одной руке. Он был намерен закончить дело! Он запечатывал люксин, когда пушечное ядро врезалось в формы. И вся сила невероятности удачного выстрела ударила Гэвина по рукам. Это было все равно как удержать канат, когда кто-то бросает наковальню, привязанную к другому его концу.

Люксин тут же вырвало из его рук. Ворота и ядро врезались в землю под аркой, пролетели через черных гвардейцев и с десяток еще оставшихся гражданских зевак. Врата – резко освободившийся незапечатанный желтый люксин – с шипением превратились в свет прежде, чем Гэвин успел остановить это.

За две секунды врата превратились в ничто и исчезли – как и надежда Гарристона.

Глава 73

Гэвин упал. Или упал бы, если бы два черных гвардейца не подхватили его и не оттащили от края. Он пытался сопротивляться, встать, но голова так кружилась, что он и слова выговорить не мог. Он не видел первой схватки, прямо под ним, но услышал, почувствовал ее. Крики людей, ждущих атаки, давших голос страху и ярости, собиравших волю для начертания. Затем волны жара и удар столкновения, треск доспехов, рык людей и цветодеев.