Черная Призма

Мариссия уже распустила шнуровку платья и теперь стягивала его и рубашку через голову, складывая их справа от ванной. Если и было какое искусство, которым Мариссия не овладела за годы службы Гэвину, то это делать вид, что мир перестает существовать, когда у нее есть возможность заняться любовью с ним. Она могла принимать ванну с Гэвином, делить с ним ложе, если он хотел, но она не могла позволить себе намочить волосы, а потом забирала свое аккуратно сложенное платье, мигом надевала его и уходила по очередному делу. Мариссия могла многое делать блестяще, но не умела «забываться на миг».

– Люксократы Синий и Желтый сегодня на Большой Яшме, – сказала она, взяв мыло и мочалку. – К Желтому приехала семья, и он прячется в одной из таверн. Черный работает над своим гроссбухом и орет на каждого, кто на лигу подойдет к нему, Красный, скорее всего, на кухне. Насколько я знаю, остальные у себя на Малой Яшме.

Какой бы хорошенькой она ни была – а Белая явно выбрала ее за сходство с Каррис, – удивительнее всего было то, что Мариссия настолько компетентна. Она знала все и рассказывала это по первому же запросу. Гэвин очень старался завоевать ее полное доверие, понимая, что никак не сумеет скрыть существование своего пленника от комнатной рабыни – не навсегда, – и прекрасно зная, что Белая послала ее шпионить за ним.

Выбор Гэвина был прост: либо пропустить сквозь свои покои череду комнатных рабов, быстро избавляясь от каждого в надежде, что те не успели разболтать его секрет, или полностью завоевать верность кого-то одного. Каррис не любила Мариссию, но игнорировала ее. Было бы в десять раз хуже, если бы Гэвин заводил новую рабыню каждый месяц – а это несомненно привело бы к тому, что каждая знатная семья смогла бы обыскать его комнату и доложить всем сатрапиям самые интимные детали.

Кроме того, кто-то долен был бросать вниз еду в его отсутствие.

И все же Белая проявила безупречный вкус, выбрав Мариссию.

Хотя за десять лет он узнал ее тело как свое, все равно было приятно видеть его упругие изгибы. Она скользнула в ванну к Гэвину с мылом и мочалкой и начала тереть его плечи и спину.

– Значит, вечером, после ужина. Скажи Белой, что я хочу увидеться с ней через час.

– Да, владыка Призма. Что-то еще перед тем, как я передам сообщения?

– Давай.

– Ваш отец желает поговорить с вами.

Гэвин скрипнул зубами.

– Подождет. – Он поднял руку, и Мариссия намылила его подмышку.

– И Белая желает вам напомнить, что вы обещали дать урок этой когорте суперфиолетов по возвращении.

– Проклятье. – Откуда она узнала, что он вернулся?

– Позвольте мне вымыть ваши волосы, владыка Призма.

Гэвин ничего так не хотел, как насладиться Мариссией, а потом понежиться в горячей ванне до вечера, но он должен был кое-что сделать, прежде чем поговорить с Белой, встретиться с полным Спектром и уж точно до разговора с отцом.

– Времени нет, – сказал он, пытаясь погасить нарастающую панику, игнорируя стеснение в груди и не думая о том, что должен сделать.

Она намылила ему грудь, скользя теплым телом по его спине. Мягкая, успокаивающая. Обычно это расслабляло Гэвина. Она поцеловала особую точку на его шее, от чего его всегда пробирала дрожь, и провела ноготками по его груди, животу, ниже. Снова поцеловала его в шею, подождала. В молчании чувствовался вопрос.

Он горестно вздохнул.

– Нет, и на это времени нет. – Насколько хорошо Мариссия знала его? Часто, когда не было времени на встречи и другие дела, на это время находилось.

Часто? Да почти всегда.

Она стиснула его под водой, подождала еще мгновение, как будто намекая – твои губы говорят «нет», но что-то говорит – «да, пожалуйста!». Но потом она снова поцеловала его в шею, словно клюнула, и начала смывать мыло с его тела.

– Я очень скучала по вам, владыка Призма, – тихо сказала она.

Она закончила, и он выбрался из ванны.

– Я приготовлю вам одежду, – сказала она, быстро вытираясь и оборачивая полотенце вокруг талии, чтобы пойти в гардероб и подобрать что-нибудь подходящее.

Он окинул ее оценивающим взглядом, потом встряхнулся.

Я штаны зашнуровать не смогу, если продолжу отвлекаться.

Приготовив ему одежду, она вернулась в ванную, где стоял Гэвин, но он отослал ее. Мариссия оделась и вышла, едва Гэвин успел вытереть грудь.

Одевшись, Гэвин открыл шкафчик, поднял стопку сложенного льняного белья и перенес их в другой шкаф, где все аккуратно сложил. Затем он поднял сами полки и сложил их в укромном уголку в другой стороне комнаты. В результате в шкафу освободилось место, едва доходящее ему до груди. Процесс был медленным, но никто не должен был обнаружить его секрета. Если кто-то войдет, пока Гэвина не будет, комната должна просто выглядеть пустой. Если ее обшарят, здесь не должны найти ничего необычного.

Это стоило затрат времени и неудобств.