Черная Призма

Гэвин начертал сине-зеленую доску, чтобы уместились ноги, в ширину плеч, с отверстием в центре. Затем, засунув магический факел за пояс и взяв доску в руку, он пригнулся и шагнул в шкаф. Закрыл дверь за собой. Пол под его ногами щелкнул. Чтобы сохранить тайну, он сделал так, чтобы пол не раскрывался, пока дверь не заперта. Присев, он нашел крюк и потянул его наверх, просунул его сквозь дырку в доске и привязал ее к поясу. Он бросил доску вниз и вставил ноги в пазы на ней. Конструкция его изобретения основывалась на устройстве башенных лифтов, но была упрощена, поскольку некому было ей управлять и не было пространства для противовесов. Просто вниз уходили канаты, а наверху был шкив.

Теперь самая опасная часть. Гэвин еще ближе подошел к отверстию в полу – и упал во тьму, как камень.

Шкив взвизгнул, но его протестующий писк заглох, как только Гэвин упал вниз. Сопротивления не было совсем. Он падал все быстрее. Он достал синий магический факел и сломал его о колено. Шахта лифта, высеченная им в сердце Хромерии, была едва в полтора шага шириной. Смотреть было не на что, кроме как на гладкий камень и канаты, с одной стороны идущий вверх, с другой – падающий вместе с Гэвином.

Он потянулся к стопору на поясе, но от движения доска, прикрепленная к ногам, покосилась, коснувшись одним краем стены. От трения эту сторону рвануло вверх, стукнув его о камень с другой стороны. Стопор вылетел из его рук – и упал на доску. Гэвин попытался схватить его. Промахнулся. Тогда он подогнул колени, скользя спиной по гладкой стене, и поднял стопор.

Медленно встав, он схватил крюк, прикрепил доску к стопору и зацепил его за один из канатов. Сжал его, осознавая, что если не затормозится быстро, то стукнется о пол шахты на страшной скорости, а если затормозит слишком быстро, то сломает либо доску, либо ноги.

Ноги Гэвина дрожали от напряжения, когда он старался удержаться стоя при быстром падении. Он миновал пять широких белых линий, начертанных на стене шахты. Это было предупреждение, что он почти внизу. Мгновением позже промелькнули четыре белых линии. Все равно слишком быстро.

Три. Две.

Неплохо. Одна.

Приземление вышло довольно жестким. Естественная реакция – перекатиться – не очень помогла с учетом того, что у веревки не было слабины. Он шлепнулся на спину и перекатился через магический факел. Тот тут же обжег его сквозь рубаху.

Гэвин с воплем вскочил на ноги. К счастью, рубаха не вспыхнула. Он осмотрел красный ожог на ребрах. Очень больно, но ничего серьезного. Гэвин отцепился от лифта.

Камера возле лифта была площадью всего в четыре шага. Гэвин не видел ее. В голубом свете магического факела он подошел к одной из синих стен. От его прикосновения она стала прозрачной, но за ней ничего не было. Пока. Медленно, как всегда так медленно противоположная камера поднялась и повернулась.

Это было величайшим творением Гэвина. Он создал ее за один бешеный месяц, вложив в нее все, что знал. Но каждый раз, как он вызывал синюю камеру, сердце его сжималось. Как и сегодня. Медленный подъем и вращение камеры были необходимы, чтобы человек внутри даже не понял, что он движется.

С другой стороны, это давало Гэвину пять минут, в течение которых ему было нечего делать, только ждать. Сегодня ожидание будет пустым. Оролам. У Гэвина стеснило грудь. Было трудно дышать. Камера была слишком маленькой. Здесь недостаточно воздуха. Дыши, Гэвин, дыши. Надень маску безразличия.

Наконец прозрачность открыла ровный шар внутренней части темницы. Напротив Гэвина стоял человек – вылитый он, но худой, менее мускулистый, грязный. С более длинными волосами.

– Привет, братец, – сказал Гэвин.

Глава 35

– Теперь, – сказал Железный Кулак, – вот так ты войдешь в Хромерию. С приливом и рассветом. – Он прибыл до восхода солнца, разбудил Кипа, который в очумелом состоянии не мог понять, день сейчас или ночь. Мальчик медленно приходил в себя, пока командир подгонял его по не столь людным улицам до вершины этого холма. – Ее называют Стеклянной Лилией, – сказал Железный Кулак. – Более нежное имя, чем она заслуживает, но ведь сталь непрозрачна. Верно?

Когда они взобрались на холм, Хромерия на первый взгляд действительно показалась похожей на цветок. Шесть башен шестиугольником окружали центральную. Поскольку Малая Яшма повышалась с юга на север, дальние башни казались ближе к небу, хотя от основания до вершины все они были одинаковой высоты. И каждая башня была совершенно прозрачна с южной стороны. Дополнял странный цветочный образ мост, если его можно было таковым назвать.

Мост, пересекавший океан между Большой и Малой Яшмами, был зеленым, как стебель цветка. Он шел прямо к сияющим башням и луковицеобразным стенам, которые нависали над водой. Но мост был не просто зеленым – его не поддерживали опоры. Он лежал на поверхности воды. Он не был плавучим, поскольку не колыхался вместе с волнами, и с одной стороны от него море покрывали волны, а с другой оно становилось куда спокойнее.

– А почему зеленый? – спросил Кип, пытаясь заставить мозги работать. – Зеленый ведь гибкий?