Чернила и кость

– Я должна попытаться, и ты это прекрасно знаешь. Я знаю, что ты больше не хочешь хранить мою тайну, однако я знаю, что ты меня и не предашь. – Ее голос прозвучал мягко. Она верила, что Джесс ее не обидит. Каким-то ужасным образом он заставил ее в это поверить. – Поверь мне, я устала от секретов. Устала играть по правилам, которые придумали для нас другие люди, быть в ловушке и не иметь права выбора. От всего этого. Разве ты не устал?

– Да, – сказал он. Он действительно устал, эти секреты пропитали его. И если он сейчас от них откажется, что от него останется? Кем он будет? Джесс не знал другой жизни, жизни без тайн, какую вели такие люди, как Томас. Каково это – иметь одну, непоколебимую правду, в которую веришь, видеть мир, не погруженным во мрак?

– Все не обязательно должно заканчиваться вот так. Ты мог бы… ты мог бы пойти со мной. – Последние слова Морган выдохнула, будто боялась произносить их, и румянец, проступивший на ее щеках в следующий миг, заставил Джесса почувствовать себя настоящим злодеем. – Тебе не обязательно оставаться здесь. Все будет хорошо. У нас все хорошо. Ты хороший.

– Я не хороший, – сказал он. Запах ее чистых мягких волос вызывал у него желание сжать их в руках, однако Джессу каким-то образом удалось совладать с этим порывом. – Я не хороший. Ты знаешь, кто я.

Она покачала головой. Прядь волос упала ей на лоб и закрыла один глаз, и Джесс нежно поправил ее. Она отвернулась.

– Я знаю. Джесс, я хочу, чтобы ты пошел со мной. Я не хотела отправляться в Железную башню прежде, но теперь… Я не могу позволить им нацепить мне на шею ошейник, как у раба, и разводить нас, как породистых кобыл…

Он, должно быть, ослышался.

– Что?

– Скрыватели появляются очень редко, – сказала она. – Почему, по-твоему, я им так нужна? Я для них стану свежей кровью, которой можно разбавить вид. Мне не позволят покидать Железную башню. Мои дети никогда не покинут Железную башню. Как только я окажусь внутри, у меня больше не будет никакой свободы. Совсем никакой.

У Джесса внутри вдруг возникла зияющая пустота, а потом к горлу подкатила тошнотворная злость.

– Нет, – сказал он. – Это не может быть правдой. Это противоречит всему, о чем Библиотека говорит.

– Библиотека не человек. У нее нет совести, нет ни сердца, ни души. Она готова на все, чтобы выжить!

– Ты рассуждаешь как поджигатель.

– Может, они и правы. Ты ведь умен, Джесс. Ты никогда не отворачивался от правды, какой бы тяжелой она ни была. Ты прекрасно знаешь, что Библиотека давно не такая, какой была когда-то… Не такая, о какой нам рассказывали. – Она сердито стерла слезы с лица тыльной стороной ладони, и Джесс, схватив ее мокрые пальцы, сжал их в своей ладони. – Пожалуйста, пойдем со мной. Ты знаешь, я не могу остаться.

У Джесса не осталось надежды. «Только этот момент», – подумал он. Он вложил все свои чувства в поцелуи, которые оставлял на ее руках, плечах и шее, пока у них обоих не сбилось дыхание от желания. Он соврал. Он предал ее, хотя не хотел этого делать. Мысль о том, что он может ее потерять, приводила его в отчаяние. Эта мысль делала его лжецом. Вместо того чтобы лгать ей словами, он лгал ей теперь своим телом. Поцелуями и обещаниями. «Просто скажи ей. Скажи ей, что не можешь ее спасти, не сможешь пойти с ней, что у нее нет шансов».

Однако Джесс струсил, он не смог сказать.

Когда Никколо Санти вошел в палатку, Джесса окатила волна гнева и горького отвращения. К Санти. К самому себе. Ко всем мечтам, которые разбились на осколки.

Морган не видела Санти. Она смотрела на Джесса. Он был первоклассным лгуном, умел врать всю свою жизнь, однако не смог скрыть того, что почувствовал в этот самый момент. Один взгляд, и Морган все поняла. Она сделала шаг назад, ее глаза округлились, и она прошептала лишь:

– Нет.

Санти, стоящий за ее спиной, произнес:

– Морган. Пожалуйста, давай не будет делать этот момент еще больнее.

– Нет, – повторила она, на этот раз увереннее и громче. – Джесс, ты знал. – Разочарование, отразившееся на ее лице, в ее глазах, боль от осознания того, что ее предали… Джесса словно пронзили ножами, раздирая на части. – Ты просил меня остаться. – Четыре простых слова, однако они, словно пропасть, разделили их.

Морган кинулась к нему. Джесс зажал ее в своих объятиях так сильно, что она не могла его даже ударить, не могла сопротивляться, пока капитан Санти ее не оттащил.

Санти достал железные наручники и надел на руки Морган. Такие обожала лондонская полиция. Никаких ловушек для скрывателей. Просто замок и ключ. Морган застыла, когда услышала, как они щелкнули на ее запястьях, и ее взгляд… «Боже», – Джесс не сможет забыть ее взгляд до конца своих дней. Ее глаза были обжигающе ледяными, как зимняя река. Она бы вырвала ему горло, если могла бы, и ничто теперь не изменит ее отношения к нему. Ничто.

Если бы только он предупредил ее в тот самый момент, когда она вошла в его палатку, если бы только он сказал ей бежать сразу же, может, все сложилось бы иначе.

Но Джесс попросил ее остаться, и она этого не забудет.