Чернила и огонь

Посылка пришла через неделю.

Вручив ее нам, курьер мгновенно исчез, стремясь побыстрее добраться туда, где его ждали. Я очень сомневаюсь, что он доставил бы ее так быстро, если бы знал реальную стоимость ее содержимого.

– Наконец-то! – воскликнула Марла.

Положив пакет на стол, я открыла его с одной стороны. Толстая обертка из пузырчатой пленки почти не скрывала его содержимого, и я, к разочарованию сестры, стала не спеша отдирать ногтями скотч, полоску за полоской.

– Давай быстрей! Хочешь, чтобы я это сделала?

Она была вполне способна осуществить эту угрозу, но мне было весело наблюдать за ее раздражением, так что, проигнорировав ее вопли, я продолжила медленно разворачивать сверток. Достав оттуда «Испанский Парнас», я сразу же осмотрела его обложку, форзацы и страницы, чтобы убедиться, что это был тот самый экземпляр, что я видела в том книжном магазине во Вроцлаве.

– За работу, – сказала я.

С энтузиазмом кивнув, Марла начала что-то печатать на компьютере. Я повернулась к окну и стала изучать взглядом мадридское небо, собираясь с мыслями.

– «Испанский Парнас». Экземпляр, подвергнутый цензуре…

Я в подробностях перечислила описание, ссылки, тип издания и остальные характеристики, которые, как я понимала, пробудят алчность множества библиофилов и привлекут внимание тех, кто коллекционирует цензурированные версии книг, а таких людей было немало.

Наш план был простым: мы выложили «Испанский Парнас» в интернет в качестве приманки, чтобы найти кого-нибудь, кто им заинтересуется. Держу пари, Стратос выйдет из тени, как только узнает, что один из ценных экземпляров, оставленных Хербстом, снова появился на вторичном рынке.

Не слишком надежный план, но проблема в том, что другого у нас не было.

– Три тысячи евро? – спросила Марла.

Это была высокая цена, пожалуй, даже чересчур, но у нас не было вариантов, кроме как назначить этой книге астрономическую стоимость, чтобы отпугнуть лишних коллекционеров. Если мои подозрения верны, то Стратос будет готов заплатить любую цену, чтобы заполучить этот экземпляр.

– Давай напишем две девятьсот.

Кивнув, Марла набрала эту цифру и выложила объявление в интернет.

На самом деле эта уловка была ее идеей. Моей сестре тоже показалось странным совпадением, что тот француз, Марсель Дюбуа, погиб сразу после того, как заявил, что приобрел экземпляр Библии Сончино. Она была абсолютно уверена, что Хербст все еще был при делах и пытался вернуть себе экземпляры, которые оставил, когда был вынужден покинуть Вроцлав. Мне пришлось напомнить ей, что вероятность этого крайне мала, и даже если этот человек все еще жив, в чем я лично сомневалась, ему наверняка уже было больше ста лет, и у него были дела поважнее, чем восстанавливать свою коллекцию книг.

– Ну, тогда это его сын, – заявила она.

На этот раз я не стала возражать. Хотя идти на поводу у безудержного воображения Марлы было не лучшей идеей, это описание удивительно точно соответствовало тому, что ей удалось выяснить за последние несколько недель.

– Стратос – сын Хербста, – подытожила Марла, – и он пытается вернуть библиотеку своего отца. Перед смертью тот завещал ему список книг или типа того. Он наверняка завсегдатай библиофильских порталов и букинистических рынков. Каждый раз, как где-нибудь появляется экземпляр, принадлежавший его отцу, он за ним охотиться. Пытается купить, а если ему не удается, то крадет. Он настолько безумен, что ради жалкой книжки готов пойти на убийство.

Когда она произнесла эти слова, я была вынуждена сдаться, учитывая жуткий подтекст этого намека.

– Думаешь, Марселя Дюбуа и Энри Каминского убил один и тот же человек?

– И Себастьяна, раз уж на то пошло. – Каким бы невероятным это ни казалось, она была абсолютно серьезна. Марла продолжила, не дав мне времени на возражения. – Его ведь убили, чтобы забрать у него «Фауста», да? Его гибель не слишком отличается от того, как умерли остальные.

– Ты сама понимаешь, что несешь?

Это было полным абсурдом, безумием, вполне характерным для бурной фантазии моей сестры.

Но.

И снова это «но» с большой буквы, раздражающее, будто слон, вставший посреди дороги-дублера, отделило логичное от надуманного, и то, каким все должно быть, от того, каким оно, увы, являлось на самом деле. В этом деле было чересчур много смертей, чтобы легкомысленно пренебрегать любой возможностью, какой бы невероятной она ни казалась.

А что, если наследник Хербста, назначенный хранителем всех этих украденных книг, и правда пытался восстановить библиотеку, которую тот оставил, бежав из Вроцлава? Да, звучало нелепо, но я не могла перестать думать обо всех тех вещах, что еще какие-то несколько недель назад тоже показались мне нелепыми, но стали подтверждаться, одна за другой.