Нечто внутри меня хочет наносить мне вред. Лезет наружу, словно гоблин, в минуты слабости. Но это не другая личность, нет. Все совершаю я. Но я так много времени проводила в голове, притворяясь, что не обитаю в теле, что я парю над ним или под ним, в земле, где обитают розовые, серые козявочки, вместе, безразлично. Внизу тепло, не как на небесах. Небесная Медведица — та теплая, она божество, но еще млекопитающее, так что ее кровь согревает ее медвежьи кости-звезды. А вот в земле не нужно греться об медведей. Сама земля тебя согреет, влажная, и теплая, и мягкая. Вода из почвы будет капать в рот, а иногда там можно встретить кроликов. Интересно, будет ли все так, когда умру я? В такие дни мне кажется, что скоро я узнаю.
Бригитта — вторая известная святая, о которой нам рассказывают в школе. Февраль принадлежит ей. Каждый год в начальной школе мы делали кресты из камышей. Мне нравилось создавать что-то руками. Это успокаивало, как рисование делает сейчас.
Усаживаюсь на диван с баночкой йогурта. Особо есть не хочется, но йогурт так легко проскальзывает по моей осипшей глотке. Он сладенький и сытный. В орехах много жира, но этот жир хороший, который людям нужен.
Бригитта хотела землю, чтобы построить монастырь. Она просила короля, он отказался, поэтому она стала молиться. Молитвы для святых были как оружие. Делали святых сильнее. Делали из них волшебников.
Ноги чешутся сегодня, а Том гуляет где-то, довольный, что вычеркнул меня из жизни. Кажется, есть в универе девушка, на которую он запал. Он ходил смотреть, как она играла в пьесе. Меня не звал. Но опять же, мы не встречались официально. Но если он решил, что ему нужно официально заявить о расставании, считал ли он меня девушкой своей? Мы были парой, получается? Не думаю, но кто знает, что творится в голове другого. Не нравится мне думать, что он предпочел кого-то мне, но в то же время не могу его винить. Девушка эта, скорей всего, гораздо меня лучше. Много кто лучше. Большинство. Мой мозг все раздумывает над этой проблемой, будто может как-то ее решить. Словно уравнение.
Я так отстану по математике. Я слабо ее понимала, даже когда ходила на уроки.
Рисую витражное лицо с огромными блестящими глазами и длинными каштановыми волосами, густыми, как тростник, которые сплетаются в кресты.
Надеюсь, завтра будет лучше — мне очень надо на работу. Утренняя смена — с шести утра почти что до полудня. Открываемся мы в семь, но нужно мыть полы, разбирать бумаги, разогревать всю выпечку, раскладывать салаты и резать ветчину. Всегда есть ветчина. Небось когда я вырасту и стану самой известной в мире татуировщицей, окажется, что нужно что-то делать с ветчиной. Ее готовить, пока рисуешь на клиенте. Ненавижу, когда люди говорят: «Зацени мою татуху». Слово звучит мерзко.
Хочу татуировки делать для людей, которые их набивают из любви, а не для внимания. Гордиться чем-то — это нормально, но гордость эта должна быть за себя, а не за то, что ты какой-то там альтернативный, крутой и все такое.
Какую бы татуировку себе сделать? Что-то напоминающее о чистоте и силе. Диана. Морриган. Афина. Маха. Медб. Или рукав со всеми сразу. В историях любой культуры есть сильные женщины, но мне нужно найти тех, кто затронет душу, кто сможет меня успокоить, когда тяжело дышать и не хочется жить.
Маха — моя любимица сейчас. Она была богиней лошадей, из-за мужчин потеряла своего ребенка. Ей было больно, и она отомстила им в ответ. Мстителей люблю. Они делают меня счастливой. Интересно, сколько историй рассказывают про месть? Сколько отомстивших женщин поместятся мне на рукав? Нужно составить список и рисовать.
Король смягчился, но лишь немного. Сказал, что даст ей землю, которую покроет ее плащ. Она сняла его и принялась трясти. Плащ становился больше и покрывал акр за акром. Тогда король сообразил, что Бригитту лучше не раздражать, сделал, что было