Черно-белое кино

15.11.78.

Гр-ну Каледину C. E.,

доверенному лицу Тихомировой E. М.

На Ваше повторное заявление сообщаем, что лейтенант Ярмак К. Н. привлечен к дисциплинарной ответственности за нарушение ст. 338 ГК РСФСР. Вопрос об освобождении занятой комнаты решается судом в частном порядке…

Стало быть, Лену обижать-пугать больше не будут. Я ненавязчиво предложил ей возвратиться домой, но она намека не услышала и сказала, что беременна. Я вознегодовал. Выяснилось, что беременность типа ложная, такая, мол, случается.

Погрязший по холку в сутяжничестве, я отдалился от брака. Таня вела себя ровно, ничего не выясняла, но любовь увядала.

А у меня шла масть. Прокуратура Москвы, заваленная моими жалобами, чтобы счесать меня с шеи, назначила проверку деятельности ЖСК “Дельфин”.

Ура!

– Губищи не раскатывай, – гасил мое ликование Гуревич. – До “ура” еще дожить надо. Работай.

Я получил сочувственное письмо из Комитета советских женщин. Я хотел достучаться до самой космонавтки Терешковой, но она была очень высоко. В ее Комитете тетки, перепоясанные по чреслам вязаными платками от прострела, изнывали в лютой скуке. Я принес им торт и в лицах, на голоса изображал, как обижают советскую женщину Лену Тихомирову. Эх, не было тогда интернета, я бы Лигу Наций и Гаагский трибунал задействовал!

Снова позвонил председатель ЖСК, предложил однокомнатную квартиру. Чуток раньше, я бы со страху согласился, но теперь пёр рогом: отдай, гад, вторую комнату, хуже будет. Гад комнату не отдавал, но из правления ЖСК донесли, что у гада инфаркт.

На время болезни председателя я стал милосердным, как велела Агнесса, скинул газ и на даче сочинил повесть “Ку-ку”, в которой случил Гуревича с Агнессой. Агнессу я заразил раком, а Гуревича – тяжелой стенокардией, как полковника в романе Хемингуэя “За рекой в тени деревьев”. В повести Агнесса была врачихой, Гуревич – конструктором парашютов, бывшим десантником – всё как в реальной жизни. Хоронить я их не стал, но песня влюбленных была спета. На последних страницах я плакал и вытирал рукавом клавиши “Эрики”. Потом дал читать повесть обоим. Гуревич остался доволен. А Агнесса фыркала: “Ты рехнулся! Никогда я с твоим Гуревичем не легла бы! Он же урод!”